Он первым выскочил за борт гондолы и с удивлением отметил, что «лед» оказался какой-то другой субстанцией – упругой, слизкой, пружинящей под ногами. В белесой толще темнели какие-то неясные комки и сгустки. Где-то в темноте стучала гулкая капель.

– Черт… что это такое? – пробормотал Птицын, озираясь. Выбравшись из клети, он немного пошатывался, словно у него кружилась голова, и если бы не трость, то наверняка мог бы упасть. Мясников заметил, что и солдаты, оказавшиеся внизу первыми, вели себя похожим образом.

«Вероятно, испарения и нехватка кислорода», – отвлеченно подумал ученый, направляясь к одной из «арок амфитеатра». Скользкий пол лип к ногам, отчего шаги приходилось делать с легким усилием.

– Не отходите далеко! – донесся ему вслед крик доктора Штерн, но Мясников не обратил на него внимания. На мгновение он оказался перед линзой одного из ацетиленовых прожекторов, окунувшись в слепящий свет, и, перекрыв луч, на миг вновь погрузил всю огромную подземную полость во мрак. Солдаты не смогли сдержать испуганных вскриков.

– Погоди… Погоди… – услышал Мясников хриплое бормотание за спиной. Или же где-то впереди? Это место искажало звуки, превращало обычные слова то в отрывистые крики, то во вкрадчивый шепот и швыряло их в темноту, заставляя рикошетить в огромном пространстве. На плечо Мясникова легла рука, и он вскрикнул.

Птицын. Запыхавшийся коллега едва нагнал Мясникова, сжимая в руке фонарь.

– Эта дрянь… К ногам липнет… – пробормотал Птицын, казавшийся мертвенно-бледным в ацетиленовом свете. Его трость втыкалась в «пол» с едва слышным сосущим звуком. Отчего-то в мыслях Мясникова мелькнул образ беззубого старика, чавкающего во сне. – Послушай, это совершенно не похоже на… на корабль…

– Смотря откуда он приплыл, – хмыкнул Мясников.

– Ты о чем?

Мясников только пожал плечами. Его голову заполняли смутные образы – прибытие из вечного мрака среди звезд, порабощение целых континентов, строительство великого Города… Вселенская катастрофа, восстание, случайная активация рабами оружия невероятной мощи… Огромная металлическая капсула, отдаленно напоминающая исполинскую современную подлодку, бьющаяся в волнах подобно гигантскому вымершему киту… Столкновение с горой, пробоина…

Казалось, эти картины бесконечно далекого прошлого проникали в мысли вместе с едким запахом. Отчего-то ученому казалось, что вонь исходит от субстанции на полу.

А еще она…

– Проклятье, – пробормотал Птицын, с трудом вырвав ногу из липкого «пола». – Ты не…

Опершись на трость, он пристально вглядывался в полупрозрачное нечто у себя под ногами. Мясников знал, почему – ему тоже показалось, что он краем глаза уловил там какое-то движение.

Плоскость под ногами начинала подниматься, переходя в возвышение. Мясников поднялся к галерее темных провалов-арок и протянул руку Птицыну, помогая тому одолеть подъем. К соседней арке протянулся белесый «язык», но рядом с ними было несколько пустых. Пол под ногами был чистым – металлическая решетка, напоминающая подобные конструкции на современных кораблях.

– Посвети туда… – прошептал Мясников, указав на проем. Птицын поднес лампу к арке.

– Боже правый!

Правый… Правый… – отозвалась тьма, сплетая возглас Птицына с голосами остальных, копошащихся у гондолы.

За аркой располагалось обширное помещение, пол которого покрывали кости. Бесчисленное множество выбеленных временем костей.

Человеческих.

– Что… – только и бормотал Птицын. Он едва не выронил лампу из дрожащих рук: тени заплясали среди обломков костей и черепов, словно те вдруг задвигались.

– Пойдем, – потащил его за рукав Мясников. Они направились к той арке, к которой тянулись выросты покрывавшего пол вещества. У самого порога арки слой белесой субстанции был совсем тонким, и теперь Мясников и Птицын ясно видели – в ее толще что-то движется.

Они посветили в арку и увидели такое же нагромождение костей, как в предыдущем «отсеке», но на этот раз покрытое тонким блестящим слоем обволакивавшей их слизи.

Миг спустя Мясников понял, что ошибся. Это были не кости. Вернее, не только кости.

– О боже… – пробормотал он. Стоявший рядом Птицын согнулся пополам, и его вырвало. Сам Мясников ощутил, как к горлу подкатила тошнота, но удержался – помогли фронтовые привычки, и… что-то еще.

На некоторых костях оставалась плоть. Кое-где виднелись покрытые слизью полускелеты: тела, казавшиеся освежеванными или лишившиеся конечностей… Все они были под слоем слизи и крови. Как будто…

Птицын закричал, когда один из лежащих в толще слизи открыл глаза. В его взгляде не было ни единого проблеска разума, осмысленности… Ничего человеческого.

Только боль.

Мясников увидел, что ниже груди у этого страдальца нет кожи, часть живота покрыта лохмотьями мышц, а от ног и правой руки остались практически только кости. От тела в толщу слизи тянулся бурый кровяной шлейф, едва заметно двигавшийся по направлению к выходу из помещения, как медленный ручей.

– Что здесь происходит?! – в ужасе отпрянул Птицын, и мужчина в толще слизи вновь исчез во тьме вместе с сотнями себе подобных.

– Фагия, – пробормотал Мясников, пятясь от порога. – Пожирание. Оно ест.

Он повернулся к Птицыну.

– А то, что мы видели, – пища.

– О чем ты? – прошипел Птицын, озираясь по сторонам. Он совсем потерял голову от страха, темноты, испарений и неизвестно чего еще. Но каким-то образом обходился без трости, обронив ее и даже не пытаясь поднять.

– Ты не понимаешь? Это действительно корабль. Спасательное судно, в котором что-то спаслось из того места… Города в Босфоре… Но кто сказал, что этот город построили люди?

– Но эти кости… Эти тела… Люди, они же живые!

– Все эти байки о ковчеге… «Каждой твари по паре»… Они просто взяли запас пищи. Корм. Фураж, – бормотал Мясников. А потом неожиданно расхохотался. Его смех чудовищным дребезжанием разлетелся под темными сводами. – Должно быть, некоторые смогли сбежать через пролом и завалили его камнями за собой…

Птицын вскрикнул и направил фонарь на свою ногу. Пока они стояли, ноги погрузились в слизь по самые щиколотки. Мясников вдруг увидел, что их ботинки почти развалились. Нет, не ноги погрузились – это серое вещество дыбилось, пузырилось, поднималось, вползало по ногам вверх…

Мясников вырвал ноги из белесой массы. Птицын последовал его примеру, но одну стопу выдрал с трудом. Она была покрыта свежими кровоточащими язвами.

– Оно… – пробормотал Птицын. Мясников смотрел на его ногу и ухмылялся. Собственное лицо ощущалось чужим. Как и мысли. Их наполняло чувство благоговения. Преклонения перед величием того, что открылось им здесь…

Кто-то выстрелил. Вспышка озарила тьму. Резкий звук забился в замкнутом пространстве, и Мясников словно очнулся от дремоты.