Но от Смерти увёл её не я. Увёл тот, кто всё для неё. Кто сильнее меня, кто лучше, кто растворён в её крови, кто жизнью, ещё одной жизнью поселился в ней. Мне не победить его. Но я и не хочу его победить, её любовь к нему — это часть её, побеждать, изгонять его — это разрушать её…

Если бы я мог существовать в её жизни, в её сердце вместе с ним… Но так не бывает, сердце не делится на части, оно только бьётся.

Я не хочу разбить её сердце, быть её болью. Пусть лучше моё сердце рвётся, пусть истекает кровью, пусть сновиденья с теми часами, что мы были вдвоём, изводят меня каждую ночь. Она всё же рядом со мной. И она любит меня. И я это знаю. Разве это не счастье? У меня не было его, этого счастья ещё несколько лет назад, а теперь у меня есть столько…Сколько большинству и не приходится почувствовать…

…Не надо ей в бане, вот что!.. Не надо, погибнет… Перегреется, истечёт кровью… Не её, не её это способ так рожать!

У меня едва сердце не зашлось от ясности этого чувства.

— Да ты что, Боян! Очумел! — побелела Хубава, преграждая мне путь.

— Уводите её отсюда! Уводите! Нельзя ей здесь! — кричу я. — Ганна!

Ганна оборачивается, я вижу Сигню на полке, она будто пьяна даже:

— Не-ет… здесь хорошо, не больно… Никтагёль… — голос глохнет и глаза утекают под веки, ресницы тенями на щёки…

— Что ж вы… эх, тётки… — я бросаюсь к ней, беру на руки, обмякшую, мокрую от пота, прижимаю к себе, поднимая с полка. Она обнимает меня, прижимаясь ко мне. Я слышу, как бьётся её сердце, как быстро, как неполно уже…

— Ты что творишь-то?! Оставь её, куда ты?! Безумец, куда?… — Хубава пытается не дать мне выйти.

— Кровью изойдёт… Нельзя ей здесь!

И видимо достало силы во мне, в моём голосе, потому что Хубава отступает, пропуская меня, но бежит вслед:

— Холод, куда ты!

— Ей надо на холод! Перегрели уже, не чуете ничего!..

Я увидел, как к бане, где была Сигню, опрометью бросился Боян, раздетый, в одной рубашке, волосы по ветру. Я вздрогнул, почувствовав тревогу, что-то неладно. И когда через минуту он вышел с Сигню на руках, а Ганна и растерянная Хубава за ними, моё сердце и вовсе остановилось, так страшно мне стало. Мне показалось, он от меня уносит её…

Я бросился вон из келейки. Наша спальня, куда вход закрыт всякому… Я влетел почти вслед за ними, Боян держит Сигню на руках, пока, челядные готовят ложе… Он обернулся ко мне, улыбнулся немного:

— Хорошо всё будет, Сигурд. Теперь всё хорошо.

В его глазах, в его лице, во всём его облике, в том, как он держал её столько уверенности и силы, что я мгновенно заполнился ими тоже. Да, хорошо всё будет…

Я вышел прочь, Боян через несколько минут тоже закрыл дверь за собой, увидел меня, свет в его лице.

— Ещё часа два, не меньше, — сказал он, и я верю, он знает…

— Спасибо, Боян, — ответил я.

— Мне? — удивился он, улыбаясь, — пойдём отсюда, конунг, я новых песен тебе спою, призовём в терем добрые силы, пусть помогут им… Пусть ей помогут.

Я слышу голос Бояна, плывущий вокруг меня, я будто в реке в нём и боль меньше…

— А ведь прав он, Боян-то… Ещё четверть часа, кровотечения было бы не избежать, угробили бы касатку нашу, — удивлённо говорит Ганна, осматривая Сигню, устроенную уже на ложе как положено. — Как он узнал-то?..

— Как… Ясно как. Как всегда. Как зверь. Как узнал, что она умерла и что жива…

Ганна смотрит на меня, будто хочет понять, что я знаю. Но ничего я не знаю, Ганна, не наша с тобой это тайна, не наших умов дело… Давай поможем родиться сыну Сигниному, внуку Лады. Теперь хорошо всё будет…

И родился прекрасный ребёнок. Будто и не я родила его, хотя помню и буду помнить каждый миг этого дня. Но едва он отделился от моего тела, едва я услышала его победоносный радостный крик, как весь мир сразу стал иным. Совсем новым. Теперь в этом мире появился мой сын. Твой сын, Сигурд. Наш с тобой сын…

Как ликовал Сонборг! Как праздновала вся Свея! Такой великой радости не было даже в дни празднования объединения… Этого ребёнка, этого прекрасного мальчика ждала вся страна восемь лет. Теперь сила Свеи не только в сегодняшнем дне, теперь она устремлена в будущее, и то, что процветание будет не только преувеличиваться, но и существовать вечно, вошла во все умы.

Что делает нас вечными?.. Это пришло к нам.

На Бенемнинге (имянаречении) гордый отец, конунг Свеи назвал своего первенца, своего наследника, Эйнаром, вызвав одобрение и приветствие во всех, кто присутствовал на площади Сонборга в тот не по-осеннему солнечный и тёплый день.

Глава 8. Яд Орле

На Бенемнинг своего внука я не поехала. Ингвар отправился, но я после того, что было весной, не считала возможным приехать в Сонборг и видеть сына и невестку. Возможно, Сигню не знала, что происходило тогда, ничто не указывало на то, что она знает, очевидно, Сигурд не рассказал, Исольф молчит тем более.

Я не поехала бы даже, если бы меня звали. А Сигурд меня не звал. Ингвара — да, меня — нет. Не поехала бы, потому что не хочу видеть сына Сигурда, которому я не позволяла прийти в этот мир столько лет.

И чтобы не испытать нового соблазна поступить с ним так, как я поступала уже с наследниками Сонборга в прошлом.

Но ещё больше я боялась смягчиться сердцем и не довести того, что должно до конца.

Ты, проклятая дочь Лады Рутены, ты, которую ненавижу больше, чем твою мать, не думай, ты не победила меня. Я ударю вас с Сигурдом так, что вы не взвидите белого света. Будет вам мила тогда ваша жизнь? Что вы станете думать о вашей всепобеждающей любви? Вы считаете, ваша Любовь победила Смерть. Но сможет ли она победить мою Правду?..

Давно не было такого счастливого времени, как этот, подходящий к концу год. Будто испытания прошлых лет, особенно Чумой были посланы нам всем, чтобы после них мы острее почувствовали то счастье и благополучие, что пришло