Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если не скажешь, я это сделаю прямо так.
Она захлюпала, залепетала, задыхаясь от злости.
– Нет… Отстаньте от меня… Я не хочу. Вы такой противный!
– Ничего себе! – возмутился Жакмор. – Ты что, спятила?
– Я ничего не скажу!
– Скажешь!
Он склонился над ней и схватил зубами ее сосок.
– Если не скажешь, я его откушу, – пригрозил он, еле шевеля языком.
Его так и распирало от смеха. Силы уходили. Он слегка сжал зубы, она вскрикнула и зарыдала уже по-настоящему. Воспользовавшись своим преимуществом, он ею безжалостно овладел.
– Я скажу, – заскулила она. – Только слезьте с меня. Сейчас же. Сейчас же.
– Ты скажешь мне все? – спросил Жакмор.
– Честное слово, – выпалила она. – Отпустите… Ну… Ну же…
Жакмор отпустил ее и откинулся на спину. Дышал он тяжело. Победа далась нелегко. Она села на траву.
– Теперь говори, – сказал он. – Или я начну снова. Почему ты делаешь это именно так? В чем смысл?
– Я делала так всегда.
– Всегда – это когда?
– С самого начала.
– А с кем в первый раз?
– С отцом.
– А почему на четвереньках?
– Он сказал, что не хочет на меня смотреть. Не может.
– Ему было стыдно?
– Мы такого не знаем, – сурово ответила она.
Девушка закрывала груди руками, широко раздвинутые ноги оставались неприкрытыми. «Вот оно, целомудрие», – подумал Жакмор.
– Сколько тебе было?
– Двенадцать.
– Теперь понимаю, почему он боялся на тебя смотреть.
– Нет, не понимаете, – возразила она. – Он сказал, что не хочет, потому что я уродина. А коли мой отец так сказал, значит так оно и есть, а из-за вас я пошла супротив отца, и теперь я – скверная дочь.
– А тебе-то нравится?
– Что?
– Ну, то, как ты это делаешь?
– Нравится не нравится, чего говорить-то, – проворчала она. – Так вы будете или нет?
– Буду, но не все время в одной и той же позе, – сказал Жакмор. – Даже совершенство надоедает.
– Вы прямо как скотина, – сказала служанка.
Она встала и зашарила по траве в поисках своего платья.
– Ты что?
– Я ухожу. Мне стыдно.
– Ты-то здесь ни при чем.
– При чем, – сказала она. – Я не должна была с самого начала.
– Если бы ты мне побольше рассказывала, я бы старался щадить твою легкоранимую психику, – заметил Жакмор. – Но ты такая неразговорчивая.
– Правильно мне хозяйка наказывала, – вновь заныла она. – Видеть вас больше не хочу.
– Подумаешь, – отозвался психиатр. – Как-нибудь обойдусь.
– И больше ничего вам не скажу. Я не нанималась угождать вашим скабрезным причудам.
Жакмор усмехнулся и принялся одеваться. Он даже и не надеялся всерьез пропсихоанализировать эту дурочку. Ничего, найдутся другие, еще и поинтереснее. Он обулся, встал. Она все еще хныкала.
– Пошла вон, – отчетливо произнес психиатр.
Шмыгая носом, служанка удалилась. И уж конечно, переполненная презрением. Подумав, что в этом смысле анализ удался, Жакмор улыбнулся. Затем, ловко подпрыгнув, поймал на лету зазевавшуюся бабочку и проглотил ее с чувством глубокого удовлетворения.
XII
13 июля
Из столовой хорошо просматривалась мощенная гравием площадка перед домом; там резвились уже накормленные, но еще не уложенные тройняшки, так как служанка кормила взрослых. Жакмор, на которого возлагалось наблюдение за детьми, сидел лицом к окну. Клементина, сидя напротив него, рассеянно крошила гренки и скатывала хлебные шарики: занятие довольно неблагодарное, если, конечно, считать это занятием (а это действительно занятие). В последнее время они виделись практически только за обеденным столом. Похоже, Клементине хотелось, чтобы Жакмор и дальше продолжал у нее жить, но в разговорах она ограничивалась бессодержательными высказываниями, а он, со своей стороны, не осмеливался затрагивать личные проблемы.
Насупившаяся Беложопка молча поставила перед Жакмором огромное блюдо. Он снял крышку и галантно предложил:
– Клементина, прошу вас.
– Нет, это вам, – сказала она, лукаво улыбаясь. – Специально для вас. Деликошатина.
Он присмотрелся.
– Но… это же потроха! – радостно воскликнул он.
– Совершенно верно. Отварные, – уточнила Клементина.
– Я бы предпочел сырые, – заметил Жакмор, – но оказанное внимание так приятно… Клементина, вы просто ангел!
– Я очень хорошо к вам отношусь, – сказала она, – но есть сырое в моем присутствии не позволю.
– Конечно, – согласился Жакмор, положив себе изрядную порцию. – Лучше поговорим о потрохах. Назло всем птицам и мышам!
– Я довольна, что вам нравится, – произнесла она.
– Птицы – это, конечно, недурно, – продолжал Жакмор, – но эти ужасные перья!
– Да, действительно, – согласилась Клементина. – Это обратная сторона медали. Ну а мыши?
– Исключительно забавы ради, – признался Жакмор. – И совсем невкусно.
– Зато это расширяет ваш вкусовой кругозор, что можно только приветствовать, – сказала она. – А кого вы сейчас исследуете?
– Какое трогательное внимание, – съязвил Жакмор. – Вы же прекрасно знаете, что ваша служанка меня отвергла.
– Знаю, – ответила она. – И должна признаться, что очень этому рада. Ну а в деревне вы что-нибудь нашли? Вы же туда часто наведываетесь, не правда ли?
– Какое там! – отмахнулся Жакмор. – Похвалиться, в общем-то, нечем. Разве что частенько навещаю Сляву.
– Я спрашиваю вас о женщинах, – уточнила Клементина.
– Вот уж что меня совсем не интересует, – скривился Жакмор. – А вы знаете, что кот был кастрирован? Я не уверен, но вполне возможно, что это на меня как-то повлияло.
Он лгал.
– А я вам говорю, что интересует, – возразила Клементина.
Жакмор посмотрел на тройняшек, которые тупо ходили по кругу, дыша друг другу в затылок.
– Давайте поговорим о чем-нибудь другом, – предложил он.
– Это вы рылись в моем платяном шкафу? – внезапно спросила она.
Жакмор опешил:
– Простите, не понял…
– Вы что, плохо слышите?
– Нет, – ответил он. – Это не я. Что я могу искать в ваших шкафах? У меня достаточно одежды.
– Ну… это не так уж важно, – заверила она. – Может быть, я ошибаюсь. Мне показалось, что кто-то постоянно трогает все вокруг. Разумеется, нет никаких оснований подозревать в этом вас.
Он кивнул в сторону служанки, которая в этот момент повернулась к ним спиной.
– Нет! – сказала Клементина. – Исключается. Да и зачем ей это скрывать? Впрочем, мне все равно. Я их никогда не надеваю.
Почти никогда.
XIII
24 июля
– Все, – выдохнул Ангель, выпрямляясь.
Он только что подпилил клин, удерживающий лодку на рельсах. Все было готово. Десятиметровое суденышко из светлого дерева с задранным, как у финикийского трахальщика, ростром, снабженное легким балансиром, бронзовые крепления которого ослепительно сверкали вдоль корпуса. На пузатом мостике пока красовалась одна лишь низкая рубка. Жакмор наклонился и заглянул под лодку. Одиннадцать пар подвижных деревянных ног были приделаны к днищу по всей длине корпуса.
– Должна идти быстро, – заметил он.
– Да, ничего, – промолвил Ангель.
– Для дилетанта, – похвалил Жакмор, – очень даже неплохо.
– Я не дилетант, – ответил Ангель.
– Ну, хорошо, – уступил Жакмор, –