Его цинизм потряс бывшего крестьянина, бывшего царского дипломата, бывшего княжеского дружинника Стаса больше, чем всё остальное, произошедшее в этот день.

– Как же это? – пролепетал он. – Жители запуганы… Юноши одичали… Стража избивает невинных… Из-за меня? Что, ведьмицка сила, происходит в вашем чёртовом городе?!

– Давайте не будем усугублять, князь, – неприязненно ответил ему человек. – Я оценил ваше благородство и подумаю, что можно сделать для вашей дамы… И хватит с вас. Вадим, поехали!

Четыре дня Стас провалялся в армейском госпитале. Соседом по палате у него был молодой поручик со сломанными ногами; он рассказал ему немало интересного про принципиально новый род войск – воздушный десант. Капитан Лапыгин навещал Стаса по пять раз на дню, то с коньяком, то с виски, то с джином – в гарнизонном магазине проблем со снабжением не было.

– Ты, Стас, прирождённый десантник! – восхищался он. – В одиночку выстоять против вооруженной банды! Давай за это выпьем.

Загипсованный поручик охотно составлял им компанию. Лапыгин говорил ему, указывая на Стаса:

– Представь, вот этот юноша бледный уделал двенадцать обкуренных придурков, из них двое навсегда инвалиды, а один, говорят, вообще не жилец!

…На исходе четвёртого дня Стас и капитан Лапыгин улетели в Москву на новеньком английском «энсоне».

Воздух во храме сделался будто пустым, и нечем стало дышать. В наступившей тишине было слышно, как потрескивают свечи перед образами. А может, это потрескивали, вставая дыбом, волосы на головах прихожан? Ни скрипа, ни слова, ни шороха не вплеталось в этот треск, жуткий сам по себе. Стоявший ближе всех к амвону поп Ферапонтий выронил кадило из ослабевшей руки и как-то вяло закрестился. Затем попятился и опрокинулся прямо на сосновый пол.

Во всей церквушке, набитой остолбеневшим народом, один лишь старый помещик Алексей Иванович Макк не потерял присутствия духа. Только слёзы – гость в последние годочки нередкий – предательски выступили из глаз, испещрённых красными прожилками, потекли вниз по глубоким морщинам, по дряблой коже подбородка.

– Дожил, слава тебе, Господи! – шептал он, не отрывая взгляда от Царских врат. А в них стоял он – Прозрачный Отрок: расплывшееся дрожащее тело, нечёткое лицо, а главное – глаза без век, в свете свечей страшные…

Вскоре после того, как Элистер, то есть Алексей Иванович, выполнил первую часть своего задания – отловил и изолировал темпорального шпиона, – его желчная супруга, с которой детишек они так и не нажили, скоропостижно скончалась от болей в желудке. И он, оставшись одиноким, жил в Екатеринбурге ещё почти десять лет, до нашествия на страну Наполеона.

После победы над супостатом Алексей Иванович, находясь уже в весьма почтенном возрасте, купил имение у Михаила Александровича Лапыгина, отставного майора артиллерии, героя Фридланда и Аустерлица, трижды раненного в сражениях за Отечество. Имение располагалось в селе Плоскове на реке Согоже.

И вот теперь он стоял в сельской церкви, посреди всеобщего остолбенения, единственный тут здравомыслящий человек, понимавший, что происходит.

– Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя!!! – прорезал тишину истошный вопль.

Толпа пришла в движение.

Кто-то рухнул навзничь, ударив черепом в сосновые доски, кто-то бил поклоны. Кто-то – таких было большинство – бросился к выходу, и там началась давка. Иные истово крестились, не отрывая от Прозрачного Отрока вытаращенных глаз. Со звоном пали наземь светильники, утыканные горящими свечками. Дряхлый Ферапонтий лежал недвижим, шепча про «грехи наши тяжкие». Уголья из кадила просыпались на епитрахиль, и тяжёлая материя затлела, но священник этого даже и не заметил.

Заметались огоньки в паникадиле, пречудным образом отражаясь на теле Прозрачного Отрока. А он всё стоял под иконостасом, страшный своим взыскующим взором.

Вот уже кто-то от дверей захохотал диким образом; кто-то, придавленный до полусмерти, взвыл; кто-то истошно затянул «Аллилуйю». Ветхие церковные двери трещали под натиском людских тел, грозясь рухнуть и всех перекалечить.

Наконец Прозрачный Отрок пошевелился, поднял руку. Копошившаяся в дверях толпа снова замерла. А он обвёл страшным взглядом опустевшие интерьеры храма, и тут махом полыхнуло пламя – огоньки, побежавшие от упавших свечей, добрались до бутыли с нефтью, которую Алексей Михайлович давно уже держал здесь в ожидании события.

О, страх Господень…

Толпу как вымело из храма Божьего: огонь – это для крестьянина не шутки. Даже те, кого придавили в дверях, уползли прочь.

Алексей Иванович придвинулся к Прозрачному Отроку вплотную.

– Кто ты? Откуда?

– Бустс, бзы, дзынныкк, – забулькал призрак…

Студенту на лекции стало плохо! Затяжной обморок! Ладно бы девица – мало ли что у них, девиц, бывает… А тут парень. Ни с того ни с сего закинулся назад, упал на пол. Вынесли из аудитории, позвали врача. Как зовут? Элистер Маккензи зовут. Университет Оксфорд-Брукс, колледж Санта-Клары. Ой, смотрите, зашевелился!

– Эй, парень! Парень! Ты как?..

– Бумагу… Карандаш…

Он записал на листке русскими буквами слово «Деникин» и снова потерял сознание.

…Эл второй час маялся у дверей Oxford University Engineering Laboratory, в недрах которой, как он доподлинно знал, скрывалась лаборатория ТР – Tempi Passati, что значит прошлое. Внутрь его не пустили.

Только полковника Хакета смог бы он узнать в лицо из всех сотрудников лаборатории. Но уже полных два часа прошло, а его нет… впрочем, вот он, и даже не один! «А я ведь и того, кто с ним, тоже видел, – мелькнуло в голове Эла… А Хакет-то, Хакет! По-прежнему выглядит страшилищем. Но мне ли не знать, какой он милый человек!»

– Господин полковник!

– Вы меня?.. С чего вы взяли, что я полковник?

– Неужели вам наконец дали генерала? Ха-ха-ха! Скажите, кто такой Деникин?

– Какого чёрта я должен знать?..

Но тут вмешался спутник Хакета – Эл вдруг вспомнил, что его звали Историком Вторым. Он ответил:

– Деникин – неудачливый русский диктатор начала двадцатого века. После поражения России в войне 1939 года бежал в Америку. Умер больше ста лет назад.

– А вы кто такой, чёрт вас побери? – рыкнул Хакет.

– Я Элистер Маккензи. – И Эл погрозил Хакету пальцем. – Вы что, хотите зажилить мою зарплату? Не советую. Я дожил почти до девяноста лет в ужасных условиях, а теперь вы прикидываетесь, будто меня не знаете?.. Да я с вашей лаборатории ещё и пенсию стребую.

Полковник Хакет крепко схватил Эла за рукав и оттащил подальше от уличной толпы:

– Не надо кричать. И пугать меня не надо. Излагайте.