Посмеявшись над московской хитростью, вятчане даже не сочли нужным известить Ивана Руно о своем решении. Так и сидел он вместе с Константином Беззубцевым на своем острове, ожидая подхода легковерных вятчан или «северной» рати. Однако не было ни тех, ни других.

Наконец, у русских подошли к концу запасы продовольствия. Константин Беззубцев распорядился сворачивать лагерь и уходить на судах вверх по течению Волги, в сторону Нижнего Новгорода. Предвидя возможность погони, воины «судовой рати» гребли изо всех сил. На второй день пути им повстречалось судно, на котором плыла в Казань «царица Касымова». Она сообщила воеводам о том, что между Москвой и Казанью заключен мир.

Сообщение татарской «царицы» вызвало доверие у воевод. Это можно объяснить только тем, что сам факт переговоров и даже участие в них «царицы» не явилось для них какой-то новостью. Все это они уже знали. Не знали они, кажется, лишь одного: что сами они трактуются в договоре как речные пираты, уничтожение которых не противоречит условиям московско-казанского мира.

Не ожидая более опасности со стороны татар, Беззубцев и Руно стали лагерем на ночлег в местности Звеничев Бор в 40 верстах от Казани. На следующий день, в воскресенье, русские решили дать себе отдых. С утра в походных церквах попы служили обедню. После этого войско расположилось за трапезой. Внезапно поднялась тревога: к лагерю приближались сразу две татарские рати. Одна из них была «судовая», а другая, следовавшая вдоль берега, — конная.

Русские воеводы сумели предотвратить панику. Ратники спешно сели в свои корабли и отплыли навстречу татарской «судовой рати». В жестоком бою на воде татары были обращены в бегство. Их корабли направились к левому берегу, под прикрытие конных стрелков. Осыпаемые стрелами, русские насады повернули обратно и направились к противоположному берегу. Теперь татары воспрянули духом и поплыли вслед за уходящим русским флотом. Увидев преследователей, воеводы развернули суда и двинулись на врага. Татарские суда вновь обратились в бегство.

Взаимные атаки продолжались в течение всего дня. «И тако бишася весь день той и до самые ночи и раззидошася кииждо на свои берег ночевати» (31, 283).

К сожалению, летописи прерывают рассказ об этой битве на воде буквально на полуслове. (Очевидно, здесь обрывался текст их общего источника — записанного любознательным книжником рассказа кого-то из участников похода.) Можно полагать, что русские вынуждены были оставить неприятелю свои богатые трофеи, понесли тяжелые потери, но все же ушли подобру-поздорову. Во всяком случае, главный герой этого дерзкого похода — воевода Иван Дмитриевич Руно — спустя десять лет был участником похода Ивана III на Новгород. Уцелел и воевода Константин Александрович Беззубцев. Несколько лет спустя мы встретим его уже при дворе удельного князя Андрея Углицкого. Судьба хранила этого человека: его сыну Андрею по прозвищу Шеремет предназначено было стать основателем знаменитой аристократической фамилии.

Источники не сообщают точной даты сражения под Звеничевым Бором. Однако опираясь на некоторые косвенные данные летописей, ее можно вычислить вполне определенно. Иван Руно напал на Казань 21 мая. После этого он неделю стоял на острове Коровнич, с которого перешел на Ирыхов остров (28 мая). Туда к нему вскоре (29–30 мая) прибыл Константин Беззубцев. В приказе, посланном им на Вятку, был установлен срок явки вятчан под Казань: «от того дни полчетверты недели», то есть 25 дней. Несомненно, воевода указал вятчанам какую-то точную дату их явки. Таким сроком обычно был крупный церковный праздник. В середине 20-х чисел июня это могло быть только Рождество Иоанна Предтечи (24 июня). Далее в летописях сообщается, что Константин Беззубцев ждал ответа от вятчан не один, а два установленных срока («стоял другую полчетверты недели») (31,283). Новый срок истекал 19 июля. Исходя из того же календарного принципа, можно думать, что воеводы решили ждать вятчан до «Ильина дня» (20 июля). Это был последний день их пребывания на Ирыхове острове. Наутро следующего дня (пятница, 21 июля 1469 года) русское войско ушло вверх по Волге к Нижнему Новгороду. Согласно летописям, они плыли весь этот день. Заночевав где-то на берегу, утром в субботу отплыли дальше. Но тут состоялась их роковая встреча с касимовской «царицей», после которой они продолжили путь до ночлега под Звеничем Бором. Там воины провели ночь с субботы на воскресенье. А наутро (23 июля) их атаковала татарская погоня…

В то время как воинство Ивана Руно, налегая на весла, уходило от Казани к Нижнему Новгороду, «северная» рать, потерявшая много времени в переговорах с вятчанами, только еще спускалась вниз по Каме. От местных жителей ратники узнали, что между Москвой и Казанью заключен мир и стоявшие под городом русские войска в связи с этим ушли домой. Едва ли это была «заведомая дезинформация» (54, 91). Для сельских татар два события, случившиеся почти одновременно (весть о заключении мира, принесенная в Казань «царицей», и уход русской рати от города), естественно соединились причинно-следственной связью.

Понадеявшись на мир, воевода «северной» рати князь Даниил Васильевич Ярославский решил сберечь время и вернуться домой не северным путем, через Вятку, а более коротким и удобным: до устья Камы, а оттуда мимо Казани — вверх по Волге. Это решение князя Даниила стоило жизни ему самому и сотням его воинов. Мир с Казанью действительно был заключен. Вот только о нем и его отряде там ничего не говорилось. Иван III признал право хана беспощадно расправляться со всякого рода разбойниками, нападавшими на его владения с территории Руси…

В устье Камы войско князя Даниила, ядро которого составляли устюжане, ожидала западня. Татары, загодя предупрежденные о приближении отряда, перегородили Волгу кораблями, связав их между собой. Русские воины на своих насадах пошли на прорыв. Началась жуткая рукопашная схватка на судах. Каждый дрался как умел. Какой-то удалой князь Ухтомский прыгал с судна на судно и крушил врагов огромной дубиной-ослопом. Другой упомянутый летописью воитель, Григорий Перхушков (не тот ли, что был посажен в темницу за взяточничество в 1458 году?), сумел проскочить через заграждение и, невзирая на кипевшую битву, погнал свой насад вверх по реке. В итоге только часть русского войска прошла мимо Казани и добралась до Нижнего Новгорода.

Отсюда они послали в Москву к великому князю гонца с рассказом о своих подвигах. Иван III поначалу решил ограничиться лишь символической наградой для храбрецов.

Он послал им свою золотую монету. Такие монеты чеканились в небольшом количестве и служили своего рода наградными знаками. Устюжане отдали «деньгу золотую» попу Ивану, ходившему с ними под Казань, с наказом «Бога молить за государя и за все воинство» (37, 47). После этого они послали в Москву нового гонца с просьбой о более серьезном пособии. Вероятно, им стыдно было возвращаться домой с пустыми руками, а все трофеи после схватки под Казанью остались в руках татар. Но государь и на сей раз отделался монетой, доставшейся тому же попу Ивану. Лишь после третьей, отчаянной просьбы устюжан государь вдруг подобрел и велел послать удальцам из своих кладовых 300 комплектов одежды (баранья шуба, однорядка и сермяга), 300 луков со стрелами, 300 пудов масла и изрядный запас муки. Неожиданная щедрость князя Ивана имела свои причины. К этому времени он уже принял решение о новой войне с ханом Ибрагимом. Теперь ему вновь понадобились храбрецы. Княжеские дары устюжанам предстояло «отработать». Им велено было вновь идти на Казань. На сей раз — в составе большого московского войска, которое возглавлял брат Ивана III князь Юрий Дмитровский…