— Так. Ну, смутило меня кой-чего…

— Что же?

— Она говорит, что-де гонца отправил этот ротмистр, который должен кому-то передать о смерти татарина. Я еще подумал, как же он наперед послание шлет, когда тот жив еще. Ага, думаю, значит, заранее был уверен в том, что убьет беднягу. И поторопился отправить. Пулю человек посылает, то верно, но куда она полетит, решает Господь Бог.

— Ну, ужо кой-чего имеем. Лечись да поправляйся. А хочешь, я тебе Ядвигу пришлю?

— Да на кой она мне! — Инышка стал пунцовым на раз.

— Ничего, вдвоем скоротаете час-другой. — Скряба поднялся со скрипучего табурета и направился к выходу.

Вся разрозненная мозаика в голове можайского воеводы складывалась в единую картину. Татары в сговоре с поляками. Пока московские войска, ополчение и казаки под Смоленском, можно смело нападать. Да еще зайти в тыл и нанести сокрушительный удар. А после хоть на Москву, хоть куда. Операция спланирована с точностью до одного дня. Если казаки задержат Джанибека на юге, то план не удастся. Казаков на юге с гулькин нос. В основном старики. Карача передавал сведения Корсаку, не зная того, что казаки готовят свою операцию. Все так. Ошибка ротмистра в том, что поторопился отправить гонца с донесением о смерти татарского принца. Гибель такой персоны может развязать серьезный конфликт. Только одно неясно: откуда взялась эта выпавшая из кареты польская баба? В голове у тысяцкого веревочка на этот счет была пока только с одним концом. Он вышел на двор. Подождал Василя Рукавицу, своего главного дознавателя.

— Все слышал, Василь Модестович?

— Слышал. Мне в общем-то понятно многое, но не все. Почему полька оказалась на снегу?

— Давай вместе мозгами пошевелим.

— Ротмистр зачем-то возил ее с собой. А потом, с ее слов, вытолкнул из кареты, дескать, напугался преследовавшего их казака. — Рукавица почесал мясистый, красный лоб здоровенной пятерней. Не зря фамилию такую их род, видать, получил.

— А ты хорошо ее допросил? — Скряба, словно заразившись, тоже почесал лоб жилистой ручищей.

— Пока только говорил. С бабами оно ведь знаешь как! Они на дыбе и свое и чужое несут. Вообще так запутать могут, что ворона крыло сломит. С ними лучше вначале вприглядку, потом вприсядку, а уж после в лежанку.

— Ты делай как знаешь, Василь Модестович, но я должен в этом разобраться. Мало того что укрепления порасшатались, все чинить да ладить нужно, так еще и это.

— Ты, Иван Прокопич, занимайся своими воеводскими делами. Гроза прет страшная. Отбиться будет ой как не просто!

— Оно-то верно. Но зудит у меня поперек грудины. Что-то тут не чисто. Ты вот что, Василь, сделай. Я через пару часов отправлю эту пани к казачку нашему. Ты послухай, чего там они говорить будут. Может, она его подбивать начнет на что-то? Он-то телок станичный, а она баба тертая.

— Эт я за обязательно. Вот мне тоже непонятно, а зачем он ее из саней выбросил этот ротмистр. Два опытных, военных, вооруженных мужика против одного казака, который скачет с сабелькой наголо. Сильно я сомневаюсь, что они испужались и решили бабой откупиться.

— А что думаешь?

— А думаю, Иван Прокопич, не сама ли она выпрыгнула. По согласованию с ними или без, это не так сейчас важно.

— Вот и меня вся эта история шибко смущает. Ведь ежели она выпрыгнула, значит, план у них есть какой-то?

— Нам в этом-то и нужно разобраться. Зачем, зачем оставлять красавицу пани, если татарин убит, гонцы с донесениями уже в пути? Операция, можно сказать, началась.

— Как выяснилось, убит, но не до конца.

— А большая разница через это? Важно ведь татар растравить как следует. Вот он заранее и отправил. А получится пристрелить Карачу или нет, то не так и важно. Время уже выиграно.

— Да было б так просто, коли б не фига из носа. Я другого в толк не возьму. Зачем сажать ее в сани, ехать, а потом заставлять прыгать?

— Верно. Я тоже думал над этим, Иван. Ведь если бы нужно было кого-то отравить или по-другому извести, или еще какое дело сделать, то зачем вообще нужно было садиться в сани?

— А може, он и впрямь ее вытолкнул?

— Да Бог с тобой, воевода! Она должна предстать по их плану жертвой, понимаешь?

— Понимаю. Но не понимаю для чего? Давай так, Василь Модестович, тряси это дело. А я своим займусь. Через час пани пришлю к казаку.

* * *

У Инышки чуть сердце из груди лягушонком не выпрыгнуло, когда он увидел Ядвигу в дверном проеме. Тусклый свет от бычьего пузыря падал на ее серо-голубые глаза и, отражаясь, разливался неземным сиянием. От того в хате стало вдруг намного светлее. Капюшон поверх льняных, волнистых волос. И вся высокая, стройная и величавая.

— Пани? — У казака судорогой свело горло.

— Как поживает наш герой?

— Да что со мной буде! Так пара царапин. Вот день-другой и в седло — до своих. — Он вдруг затараторил. И если бы она не вскинула указательный пальчик, то тараторил бы еще и еще.

— Я вот по какому делу зашла. Уж больно странное у тебя имя? Дай, думаю, спрошу. А то уеду, так и не узнав.

— А-а, это! Так… — Инышка зарумянился, — есть такое выраженьице: иной, кыш-ка со двора! Когда в шутку, когда всурьез люди у нас в местности говорят. Вот и получился Инышка. Иной, стало быть. А почему ко мне это приклеилось, сказать не смогу, пани.

— Как твои раны, витязь?

— Да какие ж то раны, пани. Комар и тот сильней кусает.

— Храбрый ты, Инышка!

От каждого слова Ядвиги веяло на казака такой небывалой нежностью, такой волной тепла неземного, словно в сказку какую угодил.

— Я еще и не воевал толком. Только с караулом по степи ходил.

— По степи? А-а. А откуда путь держишь.

— Оттуда и держу. От атамана Тимофей Степаныча. Мы ж вашего-то брата ловко перехитрили! Во как! — Казак гордо задрал подбородок.

— Перехитрили? — Пани поднесла согнутый указательный палец к губам и прищурилась, — А расскажи, в чем хитрость ваша?

— В том и есть. Карача ротмистру одно сказал, а на самом-то деле всё по-другому.

— Что ж обманул, стало быть, Карача?

— Нет же ж. Он и сам взаправду так думал, что передавал вашему ротмистру. А на самом-то деле все и не так! Эх!.. — Инышка аж привстал от гордости на локтях.

— Понятно. Ты лежи, лежи! Тебе еще рано хороводы водить. А я баба страсть какая любопытная. Сама не знаю, а зачем-то всем интересуюсь.

— А, бабы они и у нас такие. Ничего в военных стратегиях не смыслят, а уж начнут говорить, не остановишь, прямо-таки полководцы какие!

— Ну-ну, дальше-то что?

— А дальше вам, ясновельможная пани, знать ничего не след! — Голос раздался из-за простенка. — А с тобой, трескун, разговор особый еще будет! — Василь Рукавица решил прервать милую беседу.