Я сама не заметила, как стиснула в ладонях его футболку и подалась навстречу.

В памяти все это время бережно хранился наш первый поцелуй. Неумелый, наверное, еще детский. Сейчас все было иначе. Другой поцелуй. Требовательный взрослый. От таких дуреет голова и кипит кровь в жилах.

— Янка, — уткнулся своим лбом в мой, вздохнул тяжело, сдавлено, — как я по тебе скучал.

У меня ком в горле и слезы навернулись на глаза.

— Нам нельзя, — прошептала, едва контролируя свой голос, — у меня есть парень.

— Брось его.

— Я не могу.

— Почему?

Такой простой вопрос, казалось бы, и я должно играючи на него ответить, что люблю Олега и жизни без него не представляю, но это было бы не правдой.

— Он тебе не нужен.

— Тебе-то откуда знать, кто мне нужен, — я фырчала чтобы хоть как-то сохранить дистанцию, которая стремительно таяла.

— Я знаю, — просто сказал Макс, заставляя сердце тревожно сжиматься, — а также знаю, что мне нужна ты.

— Это пока. Просто давно не виделись, тебе стало интересно, вот и все.

— Дурочка ты. Я тебя люблю. Еще со школы, — он не требовал от меня ответа, не ждал встречного признания, не лез мне в трусы. Просто давал время подумать и сделать свой выбор. Хотя, судя по всему, такая выдержка давалась ему не просто:

— Все, давай спать. Пока я еще могу остановиться.

— Ты останешься со мной?

— Да. Мне без тебя не спится.

У меня не было сил его прогонять, да и желания тоже. Я просто сдалась, обреченно кивнула и позволила ему снова прижать меня к своей груди.

* * *

Я не знаю, как пережила этот день. В голове звенело хриплое «я тебя люблю», и каждый раз внутренности сладко сжимались.

Любит. Меня.

Кто-нибудь, ущипните меня, чтобы я проснулась. Это ведь сон, наверняка. И мне просто грезится, что колючий Ершов сказал это, уткнувшись носом в мою щеку.

Этого не было. Не могло быть.

Я металась по дому. Мучилась. Давилась своими чувствами, не зная, как поступить дальше.

Макс сделал свой ход, теперь очередь за мной. Пан или пропал. Отвернуться и уйти, или сделать шаг навстречу.

Я не знала, что делать. Не понимала. Это такой шаг, после которого вся жизнь изменится безвозвратно. Ершов не из тех, кто вечно ждет, но, если сказать да, он никогда не отпустит.

С ним будет сложно, на грани. Я это понимала, как никогда четко. У него всегда был тяжелый характер, и вряд ли с возрастом он превратится в сахарную булочку. Готова ли я к такому испытанию?

Я не знаю. Хочется сказать нет и вернуться к прошлой спокойной жизни, но понимаю, что это все обман, иллюзия. Та жизнь спокойная, но пустая.

Когда Макс вернулся после работы домой, я пряталась за шторами и наблюдала за тем, как он загоняет машину пол навес, потом проходится с лопатой по дорожкам, скидывая в сторону нападавший за день снег. У меня щемило под ребрами, когда смотрела, как он отряхивает варежки и идет к крыльцу. Внутренности скрутило узлом. Больно и одновременно сладко, а все нервы моментально превратились в натянутые гудящие провода.

Я подскочила к двери, прижалась к ней ухом, пытаясь разобрать, что происходит снаружи.

Снизу раздавались приглушенные голоса, которые перекрывал радостный вопль Алисы:

— Максим, пришел!

Я представила, как егоза бежит к нему, а он подхватывает на руки, и испытала зависть, самую натуральную. Мне бы смелости побольше, я бы так же навстречу бросилась.

Потом раздались тихие шаги на втором этаже. Макс направлялся к себе, и я даже перестала дышать, ждала, что он заглянет ко мне, но нет. Ершов прошел мимо.

Я отпрянула от двери, села на кровать и стала ждать, сама не знаю чего.

Мне казалось, что он сейчас придет. Вот сейчас. Или сейчас.

Но в коридоре по-прежнему стояла тишина, и никто не ломился ко мне в комнату, требуя разговоров.

Мне было страшно. Будто я стою на краю высокого моста, где-то далека внизу плещется вода, а у меня из страховки только тонкая веревка, которая может оборваться в любой момент.

Я на грани.

Как в школе, когда я стояла на перепутье и не знала, что делать, как бороться. Тогда я собирала себя по частям, сжимала кулаки, надевала улыбку и шла вперед с высокоподнятой головой.

А сейчас… сейчас мне не хватало смелости.

Я не могла заставить себя сделать этот шаг.

В любви все сложно. Гораздо сложнее чем выступить на конференции или придти на выпускной после всемирного позора. В любви все на ладони, нараспашку. Тут не надо быть сильной, тут нужно не скрывать слабость.

Моя слабость — Макс. Всегда был и будет. Осталось только в этом признаться.

Я так и сидела в своей комнате, ожидая, когда он придет, а он все не шел. Я знала, что Ершов не спит, ждет хоть какой-то реакции от меня, и не могла пошевелиться. Зубы стучали от волнения, и где-то чуть ниже пупка дрожал нервный ком.

Прошел час, два.

Дом постепенно начал затихать. Сначала Настя уложила Алису, потом и гул телевизора внизу затих. Все ушли спать, а я продолжала сидеть.

Сколько может это продолжаться? Я больше так не могу.

И как когда-то давно, я снова собралась духом, зажмурилась, перед отчаянным рывком, и после этого вышла из своей комнаты.

Дверь к Максу выглядела, как телепорт в фильм ужасов, я боялась, что не смогу к ней приблизиться. Так страшно и волнительно.

Шаг за шагом. Все ближе.

Я не стала стучаться и просто опустила ручку вниз. Не заперто.

Я тихо протиснулась бочком в узкую щель, прикрыла за собой дверь и прижалась к ней спиной. В комнате было сумрачно, лишь тускло светила лампа на столе, но этого было достаточно, чтобы рассмотреть главное.

Макс не спал. Стоял у окна, оперевшись руками на подоконник и смотрел на улицу. На нем были только пижамные брюки, и взгляд тут же, как намагниченный, прилип к черным крыльям.

Боже, у меня сейчас разрыв сердца будет, так и продолжал стоять, хотя прекрасно слышал, что я пришла.

Давай, Янка. Хватит трусить.

Я бесшумно подошла ближе и встала у него за спиной, рассматривая крылья. Сил сопротивляться не было. Подняла дрожащую руку и дотронулась до него, чувствуя, как откликаются тугие мышцы. Провела пальцем вдоль причудливой линии, обвела перо, которое выглядело как настоящее. Под моими пальцами его кода покрывалась мурашками.

— Ты не представляешь, как я мечтала к ним прикоснуться.

— Так попросила бы, — чуть склонив голову на бок, он покосился на меня, — я не кусаюсь.