Домовой говорил, что подсознание хозяина похоже на лесное озеро, населенное рыбами-мыслями: воинственная щука, стеснительный карп, бережливый лещ, рассудительный сом. Даже ветер, камыш и солнце отражают эмоции. Хозяин доволен – и солнечные блики поливают золотом чистую гладь, плохо дело – бурая ряска слабо колышется в туманной хмари. Симка общался с обитателями подсознания при помощи мыслесвязи либо, притаившись в осоке, наблюдал за их поведением, когда не хотел оказаться замеченным. К счастью, такое безобразие случилось всего пару раз.

Ехидна действовала иначе – осторожно нырнув, притворилась своей. Факт! Если верить книгам, эти твари проникают в подсознание разумного существа и подначивают на дичайшие поступки. Делают это неспешно, слово за слово, и вот человек уже сомневается в том, что раньше казалось ему догмой. Такова уж природа ехидн! Распознавать все мысли разом не умеют, только беседовать с какой-то конкретной. Ехидне не повезло нарваться на сома. Ну нарвалась и нарвалась, бывает! Так и драпала бы подальше, когда запахло жареным! Но дурочка даже не пыталась спастись. И где традиционное: «Простите, пустите, я больше не буду?» Вместо этого старательно доводила несостоявшуюся жертву до бешенства, будто нарочно ища погибель. Где логика?..

– Л’лэрд?

Голос брата вывел из раздумий. Вилль посмотрел в тарелку и обнаружил, что методично режет маслины на четвертинки.

После завтрака разбрелись кто куда. Иные – жирок растрясти, прополоскать в бассейне чуть хмельную от вина голову, а Вилль отправился в кипарисовый парк.

Дан сидел на бортике фонтана и кормил золотых рыбок. Спиной почуяв брата, кинул через плечо нечто округлое, блеснувшее на солнце бледно-зеленым глянцевым боком. Аватар машинально перехватил и просиял.

– Яблоко! Садовое! С червяком! Дан, я…

Тот расхохотался в голос.

– Ага, всю кухню на пару с Летти обшарили, только одно такое выискали. Не иначе червяк просто ошибся адресом.

– Фы думаефь о фом же? – без предисловий спросил аватар, присев рядом. Брат понятливо кивнул.

– Да. Ехидна вела себя как сумасшедшая или одурманенная. На ее месте бежал бы я подальше.

Вилль глянул вверх на жаркое солнышко, которое еще не скоро сменят трескучие морозы Родины. Проглотил разжеванный кисло-сладкий кусочек. Нет, не похоже на северингскую р?осенку, и червяк наверняка не такой.

– Может, некуда бежать было. Видел, как она в клетку прыгнула?

– Думаешь, ее в комнате запер маг?

– Не факт! Ехидна не читает мысли, но может заставить рассказать о себе практически все. А хороший маг потом вытянет из нее разговор. Может, я и накручиваю, но… Дом пустовал несколько лет, и нечисть могла провести это время в спячке, да. И все же перед нашим приездом его осматривали и убирали. Так что…

– Могли подбросить. Значит, поэтому ты решил не привлекать Одаренных?

Вилль молча кивнул. Скадарцы наверняка не стали бы убивать редкое создание, а забрали на опыты. Жаль ее, конечно, но, с другой стороны, для аватара гибель ехидны обернулась спокойствием.

– А эта Летти ничего, а, братишка? – Дан шутливо пихнул его локтем. С макушки кипариса поддакнула ворона.

– Не заме… Дан, не начинай, а?

– Я вовсе не тебя имел в виду. Молоденькие служанки – это не только полтора аршина наивной романтики, но и пуд ценнейшей информации! – с пафосом изрек брат.

– Одного не пойму. И чего ехидна привязалась с этой девкой?! – Вилль задумчиво уставился на яблоко. Из червоточины наполовину высунулся вопиющий червяк: «Не ешь меня!» Обжитое яблоко со свистом улетело в можжевеловый куст.

А в самом сердце города Поющая Катарина возвестила полдень.

День прошел в счастливом ничегонеделанье. Орки затеяли игру в дурня, и к ним присоединился Вилль, а чуть позже – Лин Санти. До самого вечера глухо шлепали о стол тяжелые старые карты, которые орки привезли с собой. Видимо, кто-то просветил их насчет того, что в Скадаре предпочитают игру в шашки, а может быть, эта колода обладала некой ценностью для владельца.

Едва свечерело, воронья стая с хриплым карканьем поднялась с насиженных ветвей. Вилль проводил ее задумчивым взглядом – черные беспокойные точки на фоне румяного от заката солнца. И чего им в посольском парке не ночуется?

К десяти зашла Летти поставить свежие цветы в опустевшую стараниями ехидны вазу и пожелать доброй ночи. Едва девушка переступила порог, аватара кольнуло странное предчувствие, но, понятное дело, махать руками и топать ногами на служанку он не стал. Ну, подумаешь, распущенные волосы жемчугом унизала, колье надела и платье такое… эдакое вот, с крючками, шнурками, расшитое серебром от лифа до подола. Специальной формы у прислуги нет, и каждый выдуряется как может. Ну, считает, что красивее то, в чем блеска больше, да и пускай! Следом за девушкой в комнату влетел запах. Вилль духи не особо любил, но любой другой назвал бы его изысканным ароматом. Сладкий, скорее терпкий, чем приторный, с едва уловимой дерзкой кислинкой. Приятный? Бесспорно. Но слишком уж навязчивый.

– Спасибо вам, л’лэрд Арвиэль, что вы не стали жаловаться. Так нехорошо вышло, некрасиво, а ведь мы старались, чтобы вам понравилось у нас! – нежно и одновременно виновато ворковала служанка, прихорашивая букет.

– Да не за что, Летти. Спасибо, иди, – несколько ворчливо отозвался Вилль. За день его порядком утомили постоянные извинения и столь же беспричинная благодарность.

Летти внимательно посмотрела на него, поправила брошь-сколку на плече… и внезапно крючки и шнурки начали распадаться один за другим, пока у ног девушки не оказалось нечто похожее на паутину с прилипшими к ней лоскутками.

Бровь аватара взметнулась, но он сумел быстро взять себя в руки. И такое проходили…

– Летти, оденься, – холодно произнес Вилль. Будь на месте служанки Симка либо Алесса, драпали бы без оглядки.

– Л’лэрд, я пришла благодарить вас…

– Вот как ты обо мне думаешь, да, Летти? От тебя не ожидал. Честно, не ожидал!

Вилль, не мигая, строго смотрел ей прямо в глаза, и девушка заметно растерялась. Попыталась прикрыться руками, затем волосами, да вдруг упала на колени и, уткнув лицо в ладони, зарыдала.

– Едрена ж ты ворона!

Этого еще не хватало! Только Алесса-из-леса была способна разжалобить холодного северного оборотня, а вот ревущая «соблазнительница» не трогала ничуть. Напротив, раздражение распирало изнутри грудную клетку, и аватар сжал челюсти так, что зубы заломило. Сорвав с постели покрывало, одним взмахом окутал хрупкую фигурку. Повернул ключ, молча присел рядом и, слегка отклонив корпус назад, обнял колени. Бессмысленно сейчас разговаривать, тем более утешать. Разревется пуще прежнего, а то и на руки плакаться полезет. Рявкнешь – так и убежит в чем мать родила. Сглотнув тугой липкий ком, Вилль сквозь полуопущенные ресницы принялся разглядывать шестиногий прикроватный столик, стараясь не обращать внимание на жалобный плач и костеря за тонкий слух почему-то мать шушеля. На столешнице, заключенные в корпус из слоновой кости, стояли высокие песочные часы. Минуты текли и текли…