– А если не поднимется? Готов взять на себя ответственность за убытки?

– Разумеется, нет, сэр.

– Много денег сегодня заработал для клиентов?

Рок кивнул.

– Надо думать, покупал, когда цена была четыреста девяносто восемь? – уточнил Эллек.

Некоторое время Рок молча смотрел на начальника. Как лучше ответить, он не знал и решил сказать правду – вернее, почти правду.

– Нет, сэр Монти. Дождался, пока цена не вырастет до пятисот девяти.

– Почему? – вежливым, даже слишком вежливым тоном уточнил Эллек.

– Хотел убедиться, что тенденция к росту достаточно устойчивая.

– Понимаю, – все с той же чрезмерной вежливостью ответил Эллек. – Когда Израиль разбомбил «Осирак» в 1981 году, пресса назвала этот единичный акт агрессии самым масштабным со времен атаки японцев на Пёрл-Харбор. Сегодня Израиль снова напал на «Осирак» – то есть нынешний акт агрессии, видимо, второй по масштабности после Пёрл-Харбора. Весь мир спешит покупать, покупать и покупать, и только Алекс Рок сидит и чего-то ждет.

– Мне показалось, так будет благоразумнее.

На сей раз брови Эллека опустились почти к самому носу. Теперь он оставил вежливый тон.

– Из-за тебя шесть наших самых крупных клиентов потеряли по десять долларов с унции. И это ты называешь благоразумием? А после этого еще имеешь наглость не соглашаться с моим решением и давать советы? Возвращайся в офис, Алекс Рок, и начинай продавать в половине пятого, как я тебе велел. Если в пять часов продано будет не все, считай, что оставшееся золото переходит в твою личную собственность. Тебе за него и платить, ясно?

– Совершенно ясно, – кивнул Рок.

Эллек опустил голову и принялся перебирать бумаги у себя на столе. Потом два раза кивнул и махнул рукой, давая Року понять, что тот может идти. Направляясь к лифту, Рок кипел от гнева, хотя, учитывая обстоятельства, понимал, что легко отделался. Он был абсолютно уверен, что золото подрастет еще как минимум на несколько долларов. Интересно, почему Эллек убежден в обратном? А главное, зачем такие точности – продавать ровно в половине пятого? Способностями предсказателя Эллек не обладает, а значит, ему что-то известно, но что? Теперь Рок будет следить за динамикой еще с большим интересом, чем раньше.

Ровно в четыре тридцать сердце Дэниела Бенхакера остановилось. Хирург, стоявший у стола в операционной номер один больницы в Уэст-Миддлсекс, сделал инъекцию адреналина. После этого сердце забилось снова, но хватило его всего на тридцать секунд. Хирург, Харви Джонстон-Кейнс, покачал головой и взглянул на висевшие на стене часы. Сегодня вечером они с женой собирались в театр на пьесу Алана Эйкборна. На этот спектакль супруги Джонс тон-Кейнс пытались попасть уже дважды, и оба раза Харви пришлось отменить поход в театр из-за срочных операций. Жена, естественно, и без того на него злилась, а теперь дело явно шло к тому, что и эту попытку вырваться на культурное мероприятие ждет судьба предыдущих. Если пациент скончается прямо сейчас, этим он сильно облегчит Харви жизнь. И вообще, учитывая, в каком он состоянии, пятичасовая операция рискует оказаться временем, затраченным впустую. Парень потерял слишком много крови, сил бороться у него просто нет. Харви едва подавил соблазн стянуть перчатки и объявить: «Мы его потеряли». Однако так поступить не позволяла совесть. Вместо этого Харви коротко бросил:

– Кальций!

Сделал еще одну инъекцию. Через полминуты сердце Бенхакера снова размеренно и ритмично билось.

К пяти часам если у кого-то из клиентов Алекса Рока и осталось золото, то лишь в тайнике под кроватью или в виде вставных зубов. В «Глобалэкс» же у них ничего не осталось. Некоторые, особенно Джоэл Саймс, отнеслись к идее безо всякого восторга. Барон и вовсе рвал и метал.

– Хочешь поскорее отделаться и смыться домой пораньше! – орал он в трубку. – Что, с утра натрахаться не успел?

– Не расстраивайтесь, Гарри. Поговорил с коллегами из отдела потребительских товаров. Вместо золота для вас купят отличный латекс.

К семнадцати пятнадцати цена на золото не менялась уже на протяжении часа и десяти минут. В семнадцать двадцать пять упала на один доллар. В семнадцать тридцать пять – еще на два. Рок сидел, не отводя глаз от монитора «Рейтер». Лондонский рынок закрылся, но при желании за динамикой можно было следить весь вечер и всю ночь. В Нью-Йорке было на пять часов меньше, чем в Лондоне, поэтому торги были еще в самом разгаре. Когда закроется Нью-Йоркская фондовая биржа, можно наблюдать за ситуацией в Чикаго – там на час меньше. А потом настанет утро в Гонконге. В общем, не успеешь оглянуться, как снова заработает биржа в Лондоне.

Но Рок, разумеется, всю ночь здесь сидеть не собирался. Офис он покинул в половине восьмого вечера. Когда он вставал из-за стола, цена на золото упала уже на двенадцать долларов.

Шел дождь. Рок вырулил с парковки и покатил по Минсинг-Лейн. Ехал он медленно: надо было о многом подумать. Сегодня Эллек дал ему не просто совет, а приказ. Причем был на сто процентов уверен, что поступать следует именно так. Эллек по происхождению еврей и активно помогает деньгами Израилю. Может, в благодарность кто-то отплатил Монти услугой на услугу? Вполне возможно. Однако ситуация озадачивала. Если Эллек и вправду получил инсайдерскую информацию, то ему было заранее известно о готовящейся атаке. Это объясняло, откуда он знал, когда покупать. Но оставался вопрос: как Эллек узнал, когда продавать? На каком основании он решил, что цена на золото будет падать? А она по непонятной причине падала, причем сильно. Обычно цена понижается, когда много продают. Однако даже того немалого количества золота, которое сбыл Рок, не хватило бы, чтобы так обрушить цену. Конечно, кроме Рока, были и другие продавцы… И все же как Эллек мог предвидеть развитие ситуации? Что это было – интуиция? Результат многолетнего опыта? Незаурядная проницательность? Или нечто совсем другое? Как бы там ни было, в одном Рок был уверен: сэру Монти Эллеку помогло что-то еще, кроме чутья.

Рок включил стереосистему и поставил старый альбом Элтона Джона. Слушая эту музыку, всегда вспоминал семидесятые. Сразу нахлынуло ностальгическое настроение. Даже стало немного грустно. Рок погрузился в воспоминания о своем двадцать первом дне рождения. Сколько же всего произошло за эти десять лет! Рок женился на Полине, похоронил обоих родителей, едва не пошел по миру, развелся с Полиной. Каждый раз, когда Рок думал о родителях, его охватывала глубокая печаль. Отец, Антон, всю жизнь страдал от двух, как он считал, изъянов. Первый – непроизносимая польская фамилия, которую сын сократил до Рок. Второй – бедность. В 1938 году отец бежал из Польши в Англию, спасаясь от гитлеровских войск. Там познакомился с медсестрой, матерью Алекса. Поженились они в 1940 году. Крепким здоровьем мать не отличалась. Десять лет и бессчетное количество выкидышей спустя у пары наконец появился единственный ребенок. Когда Алексу было пятнадцать, у матери обнаружили редкое заболевание почек. Чтобы спасти бедную женщину, требовалось срочно подключить ее к аппарату «Искусственная почка». У больницы в южном Лондоне – а именно в этом районе проживало семейство – денег на подобную аппаратуру не было. У Антона же они отсутствовали тем более. Алекс, хотя в то время и готовился к экзаменам, по утрам перед школой начал разносить газеты. Потом устроился в ночную смену на фабрику по производству глюкозы, где трудился после уроков шесть дней в неделю. Отец, работавший портным, тоже крутился как белка в колесе и шил круглыми сутками. Однако незадолго после того, как они совместными усилиями скопили пятнадцать процентов от задатка, который требовалось внести за аппарат, мать Алекса скончалась. Спустя четыре года отец, которому к тому времени исполнилось шестьдесят два, перенес несколько инфарктов подряд. Врачи сказали Алексу, что артерии отца находятся в плачевном состоянии. Антону требовалась серьезная операция, в ходе которой поврежденные артерии должны быть заменены здоровыми, взятыми из ног. Если все пройдет успешно, отец сможет вернуться к нормальной жизни. Если же нет, то больше нескольких месяцев не проживет. Очереди на операцию были огромные, поэтому в государственных клиниках пациентам старше шестидесяти ее не делали. Оставался единственный выход – обратиться в частную клинику. Но там с больных требовали семь тысяч фунтов.