Ридли явно думал о том же самом. Он нескончаемо долго смотрел на ее грудь, изогнув свои чувственные губы в довольной усмешке, затем откровенным, оценивающим взглядом смерил ее всю с головы до ног – раз, другой.

Аллегра содрогнулась. Это напомнило ей аукцион в Чарлстоне. Она вспомнила, как Ридли разглядывал ее, когда сорвал с нее одежду перед Кромптоном.

– Негодяй, – пробормотала девушка. – Чума забери тебя и твои гнусные глаза.

Он улыбнулся:

– Я вижу, ничто не может сломить твой неустрашимый дух. Барбара… та маленькая служаночка, которая мыла и одевала тебя, сказала мне, что хлыст Кромптона не причинил тебе большого вреда. Покажи мне твою спину. Спусти с плеч рубашку и повернись.

– Не буду! – Она с вызовом посмотрела на него, сжав зубы.

Улыбка сошла с его лица.

– Я привык, чтобы мои приказы выполнялись. Повернись.

Аллегра сглотнула. Странно, что этого человека называют трусом, ведь у него такой грозный вид: холодные янтарные глаза, решительный, упрямый подбородок. Чувствуется, что он вспыльчив и в пылу ярости опасен. Ну что ж, если ей придется с ним сразиться, то время для баталий надо будет выбирать с осторожностью. И сейчас был неподходящий случай. Покорившись неизбежному, она вздохнула, развязала тесемки своей рубашки и повернулась к нему спиной.

Ридли поднял ее тяжелые локоны, сладострастно провел по ним пальцами и закинул их ей за плечо. Потом спустил вниз ее платье и рубашку и бережно погладил кожу возле одного из рубцов. Его рука была теплой, прикосновение – мягким, он не ощупывал, а скорее ласкал, Аллегра задрожала, захваченная врасплох какими-то странными, неведомыми доселе чувствами. Ее так давно никто не касался с нежностью.

Тихий голос Ридли был так же ласков и так же бередил душу, как и его прикосновение.

– Надеюсь, шрамов не останется. Было бы жаль портить такую красоту. Твоя кожа подобна надушенному бархату. – Он наклонился и поцеловал ее в шею.

От прикосновения его горячих губ Аллегра вздрогнула, затем напряглась как струна, охваченная тревогой. Силы небесные, она, должно быть, сошла с ума. Как могла она поддаться слабости хотя бы на мгновение? Разве она забыла, чего этот мерзавец от нее хочет? Неужели она позволит ему добиться удовлетворения своей похоти, пусть и с помощью нежности и ласк? Куда подевалась ее гордость, гордость Бэньярдов?

Девушка отпрянула от него и, торопливо завязав тесемки рубашки, забежала за стол. Такой барьер, конечно, плохая защита, но он по крайней мере удержит Ридли на расстоянии, пока она вновь не соберется с мыслями. Аллегра лихорадочно оглядела комнату, ища путь к спасению или какое-нибудь оружие, которым можно было бы обороняться, но не нашла ничего.

– Чтоб тебя черти взяли, – проговорила девушка. – Я тебе не покорная овца, которая пойдет на бойню без борьбы!

Ридли засмеялся:

– В этом я уже убедился, – Он высунул язык, поскреб его ногтем большого пальца и крякнул от боли. – Но, – продолжил мужчина, – тобой будет весьма интересно заняться, Аллегра Макуорт. И, – он двинулся вокруг стола, вперив в нее плотоядный взгляд, – меня не пугает борьба.

Аллегра попятилась, стараясь остаться по другую сторону стола. Они не сводили друг с друга настороженных глаз, как двое противников, сошедшихся на смертельном турнире. Аллегру снедал страх. Он мог перескочить через стол и с легкостью одолеть ее. А потом – минутное торжество и скорое забвение для него, а для нее – позор и унижение. Так же, как это было с мамой. Плечи Аллегры поникли, покорно и устало. У нее больше не осталось сил.

– Чудовище, – прошептала, девушка.

Если бы она не знала, что Ридли – бессердечное, эгоистичное животное, ей бы, наверное, показалось, что в нем пробудилась совесть. Он пожал плечами, беспечно улыбнулся и попятился назад. Затем потер рукой лицо, и Аллегра увидела в его глазах характерный стеклянный блеск – виконт был пьянее вина.

– Как-нибудь в другой раз, – пробормотал он. – Пожалуй, мы оба претерпели слишком большой ущерб от сегодняшних баталий. – Ридли пододвинул к себе стул, сел на него и с шумом припечатал к столу листок бумаги. – Итак, к делу. Сто фунтов стерлингов.

– Что? – Аллегра широко раскрыла глаза, ошеломленная внезапной сменой его настроения.

– Мне пришлось заплатить Кромптону сто фунтов стерлингов, чтобы купить твою жизнь и свободу. – Он сладко улыбнулся. – И я, разумеется, ожидаю, что ты возместишь мне эти расходы.

Сто фунтов! Аллегра опустилась на стоящий рядом стул.

– Но у меня нет… Я не могу, – запинаясь, проговорила девушка.

– Ну конечно. Я так и думал. И велел Бриггсу подготовить соответствующий документ.

– Какой документ? – в смятении выговорила она.

– Контракт об услужении без оплаты. На год. Это, разумеется, не возместит мне моих ста фунтов, но так уж и быть.

– Нет! – пронзительно закричала Аллегра, вскакивая на ноги, и, не желая верить своим ушам, в бессильной ярости замотала головой. – Нет, нет, нет!

Ее вспышка не произвела на него ни малейшего впечатления.

– А мне казалось, что работа тебе не в новинку. – Он пожал плечами. – И в конце концов, это всего лишь на год.

– Работа? – переспросила девушка гневно. – Да будь ты проклят, я знаю, что это такое. Смотри! – Она протянула ему свои ладони. – Три года. Три года по кабальному контракту, чтобы заработать на проезд до Англии. Три года работы в поле, стыда и унижения!

– Господи Иисусе, – тихо пробормотал Ридли и провел пальцем по мозолям на ее ладони. Когда он поднял на нее глаза, она прочла в них неожиданную жалость. – Что ж, тогда мы подберем для тебя что-нибудь полегче. Ты умеешь читать?

– Да, – угрюмо выдавила Аллегра.

– Прекрасно. Я уверен, миссис Ратледж найдет для тебя какое-нибудь полезное дело. – Он вдруг нахмурился. – А ты часом не убежала от своего хозяина?

– Нет. Я отработала свой срок до последнего горького дня.

– Мы постараемся сделать твое пребывание здесь более приятным.

Девушка бросила на него уничтожающий взгляд. Никогда никого она еще не ненавидела так сильно, разумеется, кроме Уикхэма. Ридли собирался украсть у нее год. Целый год! И при этом он сидел и говорил так спокойно, как будто речь шла о какой-нибудь аренде недвижимости.

– А что, если я откажусь подписать?

– Тогда я буду вынужден отвезти тебя обратно к Кромптону с его хлыстом, неукротимым стремлением к правосудию и любовью к выездным заседаниям суда присяжных. А может быть, и кое-чем похуже. Поговаривают, что, помимо чревоугодия, у него есть аппетит и к утехам иного рода. – Он сделал многозначительную паузу. – Но если ты подпишешь контракт, будешь под моей защитой. И он тебе не страшен.