chitay-knigi.com » Разная литература » Перо и крест - Андрей Петрович Богданов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 8 9 10 11 12 13 14 15 16 ... 111
Перейти на страницу:
помощью, как древние мучители, ничего иного не говоря, кроме как „еретик", доказать же явственно не могут. Но, как у них в обычае, составляют ложные клеветы, и пишут неправды, и подкупают лжесвидетелей, и в качестве мзды обещают постыдную славу суетной их власти!"

Вместе с тем Артемий призывает попавших в беду „не возненавидеть творящих нам напасти", но, „насколько хватает сил, любить и молиться не только за изгоняющих, но и за убивающих… Постараемся, елико можем, побеждать благим зло!" „Иначе, - спрашивает проповедник, - если и на сожжение отданы будем, какая будет польза в крови нашей?" Очень уместно автор подкрепляет идею искупления словами апостола, готового своей душой поступиться за распявший Христа израильский народ: „Свидетельствую за них, что ревность Божию имеют, но не по разуму, не зная Божией правды…" Утверждением этой правды должна была стать и судьба Артемия с товарищами.

Прожитой жизнью и тем, что им еще осталось прожить, должны они неизменно утверждать истинное украшение Христовой церкви - соблюдение господних заповедей, внутреннее духовное совершенство, противостоящее „растленному житию". Без него нет пользы ни от баснословных „нетленных" мощей, которым поклоняются, как идолам, ни от святых, которыми священники обманывают темных людей, будто бы кто-то может получить воздаяние на небе „ранее общего всем воскресения". При „растленном житии" душу не спасет „ни вера правая, ни пост, ни молитва, ни жизнь в пустыни, ни долгое бдение, ни телесное страдание, ни церковное многоценное украшение, ни красивое пение, ни какое-нибудь другое видимое благочиние,… ни духовное дарование, ни даже самое мучительство!"

Столь решительное предпочтение духовной сущности религии внешней обрядности, по существу, сведение христианства к гуманистическим моральным принципам, резко отличалось от практики всех христианских церквей того времени. Это был протест человека против царившего в мире насилия, еще не принявший крайней формы (как у ученика Артемия - Феодосия Косого и некоторых западных проповедников) и потому более опасный для господствующей церкви. Не надеясь на личное спасение, Артемий пытался по крайней мере спасти товарищей и вывести из-под удара основные идеи своего учения, которые, еще не получив широкого распространения, могли быть оболганы и осуждены собором. Литератор ощущал свою вину за слишком открытую и преждевременную проповедь, позволившую миру обрушиться на его идеи, боялся, что товарищи в горячности вынесут их на обсуждение собора, на съедение иосифлянам.

„Писано бо есть: время всякой вещи, что под небесами. А мы неосмотрительно духовные Христовы слова предложив плотски рассуждающим, страждем от них", - писал Артемий товарищам. Ведь наше учение оказалось „как солнечный свет нездравым очам, гром немощному слуху, как твердая пища тем, кто требует еще молока". Мы всегда готовы ко всякому ответу тем, кто ищет истину и вопрошает о нашем уповании с кротостью. Мы готовы, мысля самостоятельно и не принимая на веру ничего недоказанного, советовать друг другу и желающим учиться у нас, готовы спорить без ненависти, на общую пользу. Но пора извлечь урок из общения с борющимися против нас зложелателями, злобными в невежестве.

„Когда предательски поведут вас перед владыками и царем, - требует Артемий, - тогда не стремитесь излагать учение, но отвечайте, сколько позволят. В тот час помните слова Григория Богослова: „Когда будешь приведен к Ироду, лучше не отвечай, всяк Ирод плотский и не приемлет духовного!" Видите ли, - продолжал Артемий, - что не по-отечески и не по-братски, не желая исправить, спрашивают, но как волки, прикрывшись овчиной, ищут нечто уловити от уст наших!

Храните себя, чтобы не возненавидеть и не досадить им, пусть слово ваше будет растворено силой Христовой любви в благодати Святого Духа. Ведь и сами мы когда-то были неразумны, непокорны, обмануты. Помните нас самих прежнее состояние, каковы были, когда не понимали Господних заповедей и здравое слово представлялось нам соблазном. Подумав об этом, не дивимся о судьбах Божиих…"

Эта мысль излагается Артемием в обоих письмах как особо важный совет, наряду с призывом „крепиться до конца". Его собственное смирение было, как видим, весьма относительным (на что он сам несколько раз сетовал), и при всей любви к ближнему церковные иерархи определенно выглядели в его глазах лжепастырями, а царь - Иродом. Однако нельзя не заметить, что изложенная в письмах позиция выглядит весьма благородно, а советы товарищам - разумно.

Смелые (а по тем временам - невероятно смелые) письма Артемия, рискующего умереть в лютых мучениях, лишь бы морально поддержать товарищей, не попали в руки иосифлян. Но к концу церковного процесса те нащупали слабое звено в самозащите заволжского старца, более всего боявшегося подставить под удар другого человека. Это обстоятельство судьи ловко использовали.

Из скудных сообщений соборной грамоты можно догадаться, что Артемия подробно расспрашивали, как он со своими взглядами согласился возглавить Троице-Сергиев монастырь. Подсудимый откровенно отвечал, что не хотел этого, но испытывал сильнейшее давление (ведь такова была воля царя!). Стараясь избежать назначения, он даже,,отцу духовному сказывал свои блудные грехи", но тот отказался их выслушать, заявив: „То переступи". Поступив столь предусмотрительно в угоду царю, духовник на соборе отказался от своих слов, а Артемий, слишком поздно увидев, что из его рассказа делается донос, решил отступиться, заявил, что говорил с другим попом, имени которого не назвал и был, разумеется, обвинен как самолично признавшийся в блудном грехе и пытавшийся оболгать духовного отца.

Развивая этот успех, митрополит Макарий лично выступил на соборе с провокационной речью, излагая еретические взгляды Матвея Башкина и требуя от Артемия их осуждения. Даже в сжатом и, вероятно, искаженном изложении соборной грамоты духовное противоборство митрополита и монаха сохраняет свой драматизм и поучительность. Подсудимый Артемий не только отказался встать в ряды гонителей Башкина, уже покаявшегося в ереси, но, рискуя быть обвиненным в единомыслии с „явным" преступником, мужественно поднялся на его защиту. Собор официально определил, что это усугубляет вину Артемия. Мы же приведем этот эпизод полностью как памятник победы человеческого духа над бесчеловечной машиной подавления инакомыслящих.

„Говорил митрополит Артемию: Матвей Башкин совершал еретические дела, отделил единородного Сына от Отца и именовал Сына неравным Отцу. Говорил Матвей так: Если нагрублю Сыну, то на Страшном суде Отец может избавить меня от муки, а если нагрублю Отцу - Сын не избавит меня от муки. И молился Матвей одному Богу Отцу, а Сына и Святого Духа отставил. И иные хулы Матвеевы говорил митрополит Артемию, что во всем в том Матвей кается и все свои дела на соборе обнажил.

Артемий на соборе по этому поводу молвил: Все это ребячество, Матвей и не ведает того, что делал своим самосмышлением. А в

1 ... 8 9 10 11 12 13 14 15 16 ... 111
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности