— По-твоему, я похож на того, кто её желает? — я прищурился и развёл руками, предлагая Кетилю лучше присмотреться к моему болезненному виду.

Воин в задумчивости сложил руки на груди, а я опёрся подбородком на палку.

— Пока не изгоним тёмных тварей в бездну, из которой они явились, я не развяжу войны с Хёрдом, — произнёс я. — Веришь мне?

— Я верю тебе, ярл, — заглянул мне в глаза Кетиль. — Во время битвы на стене ты… ты показал, что заслуживаешь доверия. Все мы готовы были следовать за тобой. Ну почти все…

Кетиль вновь переступил с ноги на ногу.

— Ну! Говори, — буркнул я.

— Рагги… Сынишка Рёйрика, — Кетиль почесал голову. — Ты видел его, он всегда ходил со стариком. Он ещё глуп и сердится на то, что ты забрал у отца усадьбу. Вразумить бы его…

— Где он? — спросил я.

— За стеной, у могил.

Я двинулся под моросящим дождём к воротам. Сперва во мне разгорелась злость, и я представлял, как отхлещу мальчишку своей палкой и прогоню прочь за то, что смел считать мой дом своим! Но холодный ветер постепенно унял ярость. Что он знал, этот мальчишка? Много ли он видел в жизни?

Я нашёл Рагги. Он сидел на вымокшей от дождя земле, обхватив колени руками. У него на лице и под носом висели капли. То ли от дождя, то ли от соплей.

— Здравствуй, — сказал я.

Парень взглянул на меня, сделал сердитое лицо и насупился. Не ответил. Это был парень лет четырнадцати. Глупый возраст. В этом возрасте честь, мужество, дружба кажутся тебе самыми главными добродетелями в жизни. Ты готов умереть ради них. За справедливость ты готов мстить яростно и самоотверженно. Купить тебя невозможно, даже если покупает ярл.

— Я понимаю тебя, — сказал я, сев рядом.

Я заскрипел зубами от боли, прижав руку к боку. Рагги повернулся с встревоженным лицом.

— Рана, — пояснил я.

Мы немного помолчали. Ветер был сильным и холодным. Я вымок и замёрз — и решил не тянуть.

— Со мной тоже поступили несправедливо, — сказал я. — Я жил с женщиной, которую любил, и просил своего брата разрешить мне брак. Но он прислал убийц — меня отправили в могилу. У меня забрали всё: любовь, усадьбу, достоинство, жизнь.

— Ведь ты жил с чужой женщиной! — презрительно произнёс Рагги.

— Она хотела быть моей. Это не считается?

Парень плотно сжал губы, передёрнул плечами от холода и судорожно вздохнул.

— Когда меня вернули из мёртвых, я нашёл в своей усадьбе твою семью. Это было справедливо?

— Наверное, нет, — ответил Рагги.

— Да, твой отец мог оспорить моё право на усадьбу, но решил уехать. Он был справедлив. Он был честен. И я хотел бы отплатить ему тем же, — я поглядел на Рагги. — Если хочешь, парень, я могу дать тебе коня, и ты отправишься к кому-нибудь из своих братьев. Но, если хочешь, я назову тебя своим хирдманом, и ты будешь служить мне. Будешь служить ярлу и однажды сможешь купить себе собственную усадьбу.

Взгляд парня сделался задумчив, сердитые морщинки на лбу разгладились.

— Если ты не победишь чудовищ, то ни у кого не будет будущего, — проговорил он.

— Я ведь не могу один победить всех, верно? Что ты решил, ну?

— Хочу быть твоим хирдманом, конечно, ярл Бальдр.

Я приобнял парня за плечи, и вспомнил, как обнимал меня брат в день, когда мы узнали о смерти отца. По телу пробежали мурашки от осознания, что когда-то мы с ним не были врагами.

Мы вернулись в зал вместе с Рагги. Я посадил его с собой за один стол и Йорунн тоже попросил сесть рядом. Воины пировали, а я вертел в руках кубок с мёдом. Пить я уже не мог: вкус был гадостный, а опьянение не спасало от мыслей, как бы я не старался.

Я сделал глоток и поморщился от горечи.

— Зачем ты пьёшь, если тебе от этого плохо? — произнесла Йорунн.

— Я должен решиться на разговор с Хёрдом, — сказал я. — Но трезвым я к нему не поеду.

Всю ночь барабанил дождь. От шума и холода я плохо спал — совсем становлюсь стариком? Я лежал в постели один, и меня поедала тоска. Мне виделась Маргрет: очертания её бёдер, таких пленительных для меня, её пушистых волос, пахнущих цветущими лугами, жадных губ. Я помнил их. Всегда помнил. Но теперь я узнал и её имя, и узнал, чья она жена… Мысли обжигали меня, и я не мог спать. Я желал лишь одного: наказать Хёрда и вернуть свою женщину!

Разбитый и не отдохнувший, я поднялся с постели. Я разместился в зале и часто выглядывал во двор, дожидаясь рассвета. Я хотел поскорее отправиться в путь.

Ливень смолк, но морось стояла в воздухе сплошной стеной. Мгла не расступалась.

— Надо ехать, если ты собирался, — зевнул Кетиль и почесался. — Погода уже не разгуляется. Мы можем прождать и до обеда, но выезжать тогда будет уже поздно.

Кетиль приблизился к очагу и налил подогретого мёда. Он протянул мне кружку, но я отказался.

— Выводи лошадей, — приказал я.

Когда я оделся и ступил на сырой, промозглый двор, то увидел Йорунн в дорожном плаще. Они стояли с Кетилем, и он помогал ей забраться в седло.

Я замер, испугавшись, что моё приближение вновь поднимет коней на дыбы, и тогда — конец старухе.

— Йорунн, какого хрена?! — выкрикнул я через весь двор.

— Ты же просил меня быть с тобой! — дёрнула она плечами.

— Не кричи, ярл, — махнул Кетиль рукой, — иди сюда. Я выбрал самых смирных коней. Они всю ночь нюхали твои кровавые бинты и привыкали. Жуткая вонь, правда, ребята? Но зато теперь не боятся!

Я медленно подошёл.

— Ну, и чего так глядишь? — спросила Йорунн в ответ на мой тяжёлый взгляд. — Лекарство ты принял?

— Забыл, — мотнул головой я.

— Видишь, мне придётся поехать с тобой, — поучительно кивнула она, — чтобы ты не забывал. Кто-то должен заботится о тебе. Кто-то — о лошадях, — бросила она взгляд на Кетиля.

Ухмылка слетела с лица воина, и он убрал руки от старухи.

— Просто ты такая старая… — поморщился я. — Не придётся ли с тобой возиться?

— У тебя распорот бок, — сказала Йорунн. — Рана не заживает, гноится. Бегаю с тобой, как с малым ребёнком. Это кому с кем ещё предстоит возиться?!

— Ладно-ладно, замолчи, — фыркнул я, влезая на своего коня. — Едем, ну!

Дождь. Интересно, закончится ли он когда-нибудь? Ещё ни дня, как восстал из мёртвых, я не видел на небе солнца. Хмарь стояла над землёй дни напролёт и только сильнее отяжеляла душу.

Боль. Почему конь не может двигаться ровно, не подкидывая мой зад при каждом шаге? Зараза. — Рана болела и мокла. Тошнота подкатывала к горлу. По спине стекал холодный пот от превозможения. Но я терпел.