Дарси наконец уснула, а Нельсон поднял с ковра книгу. Он не слышал о китайском писателе Ван Шу и принялся за чтение, подумав, что никогда раньше ему не доводилось иметь дело с книгой из далекой таинственной страны, которая в некотором роде имела отношение и к нему. События развивались в Пекине, главным действующим лицом был молодой плут.

Нельсон читал до шести утра, охваченный страстью, какой не испытывал со времен своей молодости в Лиме, когда наслаждался в кафешках текстами Рамона Рибейро. Он поднялся, на цыпочках прошел в ванную и оделся, стараясь не шуметь. Перед уходом взглянул на спящую Дарси, которая раскинулась поверх одеяла, почувствовал возбуждение, увидев ее попку, но времени уже не оставалось. «Проказник, — сказал он себе, посмотрев чуть ниже пояса, — вовремя же ты объявился».

В это время его жена уже собиралась звонить в преподавательскую резиденцию; ведь Нельсон был женат уже 16 лет, хотя никогда не упоминал о супруге и не появлялся с ней на людях.

Его жена была перуанкой, ее звали Эльза Паредес. Наедине, когда не было посетителей, они называли друг друга «китайчик» и «смуглянка». Она любила его так, как любят люди, давно состоящие в браке, — по непонятным причинам, без лишних вопросов, не задумываясь над тем, что же за человек этот мужчина, который храпит и ворчит рядом. Которому во время простуды нужно давать аспирин и который может при случае обозвать или снизойти до любезности пригласить на танец. Она жила в их семейном доме, в небольшом поселке в сорока километрах от университета. Нельсон же всю неделю пользовался одной из самых больших, если не сказать шикарных, квартир, которые университет держал для приезжих преподавателей. Он не имел на это права, но чиновник, отвечавший за расселение, некий Гарри Руссо, итальянец по происхождению, был своим человеком и помог Нельсону с квартирой. Взамен Руссо получил рекомендации и приглашения на конгрессы, так как временно исполнял обязанности преподавателя литературы и имел свою точку зрения на творчество Маркуса, Штейнера и прочих авторов.

По случайности именно в тот день Нельсон должен был составить окончательный список преподавателей, которых он рекомендовал ректорату в качестве приглашенных на конгресс по творчеству Хорхе Икасы. В список уже были включены трое: писатель Рамон Ронкарио с темой о влиянии творчества Икасы на жанр современного романа, декан филологического факультета университета Куэнки Криспин Рокафуэрте и Аристид Чивита, главный редактор отдела культуры коммерческого еженедельника из Кито. С этими тремя у Нельсона Чоучэня все было решено. Так, несколько лет назад Ронкарио рекомендовал «Блюз Куско» в издательство «Конэхо»; хотя дело не выгорело и Нельсону пришлось издавать книгу на свои деньги (о чем он никому не рассказывал), он чувствовал себя в долгу. Что касается Криспина Рокафуэрте, тот был старинным другом Нельсона и два года назад пригласил его на литературные чтения в Куэнку, а также публиковал в литературных бюллетенях все темы, предлагаемые Оталорой. Лишь Аристид Чивита не был его хорошим знакомым, но было бы неплохо заполучить его в приятели, ведь он мог помочь с публикацией книг в Эквадоре. Пожалуй, стоило побеседовать с ним.

Итак, с этими кандидатурами все было решено, вплоть до билетов, отеля, условий пребывания и гонораров (не говоря уже о такой чести, как выступление перед аудиторией американского университета). Но в заявке Нельсона оставалось еще шесть незаполненных граф, и тогда он достал из ящика письменного стола свою записную книжку. Быстро пролистав главу «Должны мне», он принялся за внимательное изучение раздела «Должен я». Имелось несколько вариантов. «Было бы интересно связаться с Варелой Рейесом из Сорбонны, — подумалось ему, — тем более что этому прохиндею я обязан вдвойне, и это не считая совместных пирушек и походов к шлюхам, оплаченных из его кармана». Правда, Хосе Варела Рейес был специалистом по Средневековью… Что же делать? Тут в голове профессора блеснула одна замечательная идея, и он отправил такое электронное письмо:

Уважаемый коллега.

Дружище, как тебе, наверное, известно, у нас на носу неделя литературных чтений по творчеству Хорхе Икасы. Хотя это не связано с твоей темой, можно попытаться, к примеру, раскопать что-нибудь о влиянии средневекового романа на его творчество или нечто в этом роде. Если что-либо подобное придет тебе в голову, дай знать, и я включу тебя в свой список приглашенных.

Счастливо, проф. Чоучэнь Оталора.

В графе «Должен я» значился также некий Гийом Дюпон из Лионского университета, однако после некоторых раздумий Нельсон решил не включать его в свой список — все эти французские профессора, по его мнению, были невыносимо скучны, постоянно говорили только о своих авторах-соотечественниках, и к тому же с ними вряд ли удалось бы как следует покутить.

В списке был еще испанский критик Хесус Элиас Кадена, часто печатавшийся во многих специализированных изданиях как у себя на родине, так и в Латинской Америке. С его помощью Нельсон мог бы извлечь для себя тройную выгоду: его друг из Бостона, Аристотель Тривиньо, только что опубликовал свое исследование об образе матери в песнях перуанских креолов. И если с подачи Нельсона профессор Элиас Кадена отнесется благосклонно к бостонскому профессору, тот автоматически попадет в число должников Оталоры. А так как, по слухам, в данный момент он занимался подготовкой нового исследования по современному латиноамериканскому роману, то мог бы посвятить один или несколько разделов своей книги «Блюзу Куско», а то и всем произведениям Нельсона.

Так Нельсон и провел все утро: делал пометки, записывал и вычеркивал имена и фамилии, отправлял сообщения; уже ближе к полудню он наконец составил окончательный список кандидатур, в котором оставалось всего два вопросительных знака.

Пообедав и немного подремав на диване в своем кабинете, Нельсон отправился в библиотеку в надежде разыскать еще какие-нибудь книги китайского писателя, за чтением которого он провел без сна всю ночь. Как его имя? Он вытащил из кармана записку — ах да, Ван Шу. Но библиотечный компьютер выдал ему лишь название книги, которую он уже прочел. Тогда он поискал в разделе «Современный китайский роман»; высветилось несколько имен, ни одно из которых не было знакомым, и Нельсон выбрал наугад: Ли Ян, «Тень голубой лиры». Он взял книгу и уже минуту спустя возвращался с ней в кабинет. В тот день занятий у него не было, так что можно было скинуть ботинки, запереть дверь и прилечь почитать. Из окна дул теплый ветерок; солнечный свет, пробиваясь сквозь занавески, подходил для чтения как нельзя лучше.

Но мгновение спустя в тишине раздался телефонный звонок, и Нельсон вскочил с дивана. «Черт побери», — пробормотал он.

— Профессор Чоучэнь? Это Рамон Ронкарио.

Тот самый эквадорский писатель, которому он послал свое утреннее письмо с приглашением на конгресс.

— Да, какими судьбами? Какой приятный сюрприз, — поздоровался Нельсон.

— Даже не рассчитывал застать вас в такое время, профессор.

— Надо же, я сейчас и вправду чуть было не ушел. — Нельсон присел, поигрывая карандашом.

— Дело в том, что я получил ваше любезное приглашение и, безусловно, принимаю его, профессор. И так как вы просили связаться с вами, сразу же позвонил.