Левая фара пикапа разбита вдребезги. Хуже было то, что и на машине такси виднелась изрядная вмятина. Прежде чем подойти к Мансебо, один из полицейских сказал, что остаться следует только тем из пешеходов, кто сам видел происшествие. Остальные могут идти своей дорогой.

Мансебо бросает взгляд на писателя, который остается стоять на месте после слов полицейского. Пальцы Мансебо стали настолько влажными, что он с трудом перебирает четки. «Не закончится ли мое задание после такого многообещающего начала?» – думает Мансебо. Если писатель заявит, что он свидетель, то все будет кончено. Они с писателем станут знакомыми, он, Мансебо, перестанет быть для этого человека сидящим напротив безымянным владельцем лавки и превратится в человека, въехавшего в таксиста.

Водитель такси дает объяснения полиции, за что Мансебо очень ему благодарен. Мансебо уверен, что шофер говорит, как все было на самом деле, потому что сам Мансебо не имеет ни малейшего представления о том, как все произошло. Писатель медленно уходит с места происшествия. Полицейский направляется к Мансебо.

* * *

Мои обязанности состояли в дальнейшей передаче поступивших электронных писем господину Белливье. Каждый раз, когда поступало сообщение, его надо было отправить дальше. Мой адрес был tout.mon.mondee@free. fr, и все сообщения, поступившие на этот адрес, я должна была передавать по адресу [email protected]. О том, почему эти письма нельзя передавать непосредственно месье Белливье, в контракте не было сказано ни слова. К тому же из контракта следовало, что я не имела права сохранять письма или что-то в них менять, – я должна была неукоснительно передавать их дальше.

Очень странно, что перед моим первым рабочим днем я прекрасно спала, несмотря на поразившую город жару. Тогда я не знала, что пройдет куда больше времени, прежде чем я обрету спокойный сон, и что он не зависел от колебаний температуры. Я взяла с собой зеленые контактные линзы, хотя они не были мне нужны на новой работе. Но какая-то часть моего существа была уверена, что большую часть дня мне придется провести в кафе.

По пути к новому рабочему месту меня подстерегало множество опасностей. Первая – вращающиеся двери, которым никогда нельзя доверять. За дверями следовала следующая опасность – стойка приемной. Меня могли остановить на этом пункте. Возможно, до девушки у стойки дошли слухи о том, что кто-то попытался незаконно проникнуть на верхний этаж здания. Возможно, камеры наблюдения позволили зафиксировать, что два человека прошли в здание, пользуясь подложными пропусками. В ящике стола девушки теперь лежит фотография преступников – то есть моя фотография и фотография моего спутника. Мужчины и женщины. Но поймают они только женщину, потому что она оказалась достаточно глупа для того, чтобы вернуться на место преступления. И если меня не остановит девушка за стойкой, то остановит пропуск. Загорится ли зеленый индикатор, когда я приложу карточку к валидатору? То, что карточка сработала накануне, не говорило ровным счетом ни о чем. Возможно, она была уже просрочена.

Последним барьером была дверь самой конторы. Подойдет ли к замку мой ключ? Ничто не гарантировало, что заработает компьютер или что на него когда-нибудь придет имейл. Из-за этого немыслимого количества возможных рогаток и препятствий я и взяла с собой зеленые контактные линзы. Скорее всего, мне предстояло стать сегодня бедуином киберпространства. Я долго колебалась: стоит ли мне брать с собой таблетки от страха, и в конце концов все же положила их в сумочку.

Дважды поменяв одежду, я поняла, что на самом деле меня сильно смущал мой внешний вид. Меня долго потом преследовало это чувство. Впоследствии меня вообще очень многое смущало. Излишне говорить, что я была полна надежд, но себя стеснялась, и это еще мягко сказано. В течение многих месяцев я одевалась и брала с собой самые разнообразные вещи, совершенно не думая о том, что на мне надето и что лежит у меня в сумке. Но в тот день я впервые задумалась.

Очень трудно одеться, если и сама не знаешь, кто ты. Ничто не подсказывало мне, кем мне следует себя считать. Самым логичным было бы предположить, что проще всего мне будет, если я останусь сама собой, но это как раз пугало меня больше всего. Это было то же самое, что выйти на сцену без сценического костюма.

Это невыносимое чувство неуверенности стало неумолимо заползать мне в душу, и я краем глаза заглянула в сумочку, ища таблетки. Единственным способом сделать ситуацию сносной и даже немного приятной было твердо решить, кто я есть. Я установила правила игры – ни больше ни меньше. Другие должны были приспосабливаться ко мне, а не я к ним. Во всяком случае, я сумела себе это внушить. Пропуск определил мою идентичность, так как там стояло: менеджер по продажам, и поэтому я в конце концов выбрала черную юбку, белую блузку с короткими рукавами и красные туфли. В зеркале я увидела похожую на меня женщину.

В большом городе человек всегда в какой-то степени одинок, и я буду далеко не одинока, входя утром в высоченный черный небоскреб. Но я была все же единственной из всех, так как оказалась в уникальной ситуации. При этой мысли я еще сильнее вцепилась в сумку с компьютером. Или я действительно та, за кого себя выдаю? Может быть, здесь многие являются лишь безвольными пешками в неизвестной им игре, просто играют отведенные им роли и выполняют бессмысленную, по видимости, работу.

Вращающаяся дверь ударила меня по лицу. Обошлось без травмы, но у меня возникло впечатление, что дверь услышала мои мысленные опасения. Возможно, дверь просто наказала меня за неловкость и неопытность. Рядом возник темнокожий мужчина в костюме и спросил, все ли в порядке. Я кивнула и улыбнулась, хотя сердце буквально запрыгало у меня в груди. За стойкой сидела та же девушка, что и вчера. Она говорила по телефону, и было видно, что мысленно она находится очень далеко отсюда. Может быть, на проводе полиция? Турникеты находились по обе стороны от стойки. Возможно, здесь два лифтовых холла, и лифт в каждом из них поднимает людей в разные секторы здания. Я присоединилась к потоку людей, шедших налево. Поскольку в дверях со мной ничего не случилось, то, пожалуй, мне теперь следовало бы меньше нервничать. Настало время приготовить пропуск. Я успокоила себя тем, что если пропуск не сработает, то на турникете вспыхнет красная лампочка и мне придется всего-навсего просто покинуть здание и переместиться в знакомое кафе. Никто не обратит внимания на неработающую карточку. Тем не менее загорелся зеленый индикатор, и я бросилась к лифту, чтобы индикатор не успел сменить цвет.

Лифт с самого начала показался мне ненадежным и опасным местом. Ограниченное пространство, четыре стены, а все, кто входил в лифт, здоровались с остальными его пассажирами. Это меня просто зачаровало. Женщины были невероятно женственны, а мужчины – мужественны. Здесь правил перфекционизм, и я была очень довольна выбранной мною одеждой. До верхнего этажа я добралась в полном одиночестве.

Первое, что я заметила, выйдя из лифта, – это то, что в холле было темно. Вероятно, такова была система освещения во всем здании. Я сразу убедила себя в том, что так и должно быть. В холле и коридоре стояла мертвая тишина. Лифт поехал вниз, а я направилась к дверям. Красные туфли превосходно гармонировали с темно-красным ковром. Я вставила ключ в скважину и открыла дверь. В помещении не было ни души. Однако сегодня все выглядело иначе, чем вчера. Наверное, дело было в освещении. Я вынула из сумки контракт, чтобы получить доступ к компьютеру. Он долго загружался, и я подошла к окну полюбоваться на Сакре-Кёр.