– С некоторыми даже групповые, – фыркнул Данила, открывая окно. – Язва мелкая.

Он предьявил документы мрачным громилам, и нас пропустили. К моему облегчению, самой Натальи Николаевны дома не оказалось, она уехала в какую-то клинику, распорядившись предоставить нам полную свободу действий и передвижений на территории своего дома и участка. Дом оказался таким, как и показался – огромным, роскошным и немного пугающим из-за тягостной тишины и пустоты и завешанных повсюду черными полотнищами зеркал. А ведь больше трех лет прошло.

Само собой, нас одних не оставили. Один из здоровяков сопровождал в хождениях по коридорам. И к лучшему, учитывая, что попробуй тут сам найди, где чьи комнаты. Данила попросил нас сначала проводить в спальню самой Натальи Николаевны и под подозрительным взглядом безопасника облазил ее всю, пока я неловко топталась на пороге, спрашивая себя, какого черта вообще тут делаю. Осенний день быстро катился к вечеру, и под конец его осмотра и манипуляций со всякими странными штуками пришлось уже включать свет.

– Я закончил, – заявил ведьмак наконец и кивнул мне, – Теперь ты, Люсь.

У меня по-прежнему идей не было, поэтому брякнула первое, что пришло на ум.

– А можно меня проводить в ванную комнаты Маргариты? Или ее комнату…

– Нет, Наталья Николаевна запретила хоть что-то менять или трогать в апартаментах дочери, – нахмурился охранник и переспросил с отчетливой ноткой подозрительности, – Вам именно ванная нужна?

– Эм-м… – Вот кусок баранины, надо было просто попросить комнату показать, а не сразу про ванную, но чего уж теперь. Не все ли равно, насколько чокнутой мошенницей он меня сочтет. Я тут не для того, чтобы симпатии заслуживать. – Да.

Нервничая все больше, я сходу пошла к раковине и, врубив воду, сунула под нее обе руки, воззвав привычно к своей текучей информаторше и помощнице. Но сосредоточиться на появившемся в ушах журчании не успела, потому как в помещение ворвалась какая-то жутко шумная женщина лет тридцати в роскошной шубейке.

– Вот! До чего докатились! Тетя Наташа совсем из ума выжила и в дом всяких шарлатанов таскать начала! – верещала она, некрасиво кривясь сопровождающему ее солидному пузателькому мужику и сверкая массой навешанных на себя драгоценностей. – Полюбуйтесь, Фридрих Карлович, что творится! И после этого вы все еще считаете, что я не права, настаивая на психиатрическом освидетельствовании тети и признании ее недееспособной? Вы посмотрите, кого она в дом пускает! – ткнула она рукой именно в меня. – У нее же на лбу написано – аферистка и воровка! А ну немедленно выверните ей карманы! – заорала она секьюрити. – Наверняка уже все драгоценности Марго перетаскала!

Я, опешив от такого напора, так и замерла, не оборачиваясь и не убирая кистей из-под струи и глядя на бешеную бабу в отражении огромного зеркала над раковиной.

– Танечка, у Натальи Николаевны есть полное право приглашать в свой дом кого угодно… – негромко пытался увещевать скандалистку упитанный персонаж.

– Полное право? – взвилась она пуще прежнего. – А завтра она захочет все раздать каким-нибудь проходимцам, фондам всяким и приютам, и вы тоже скажете – ее право? А как же наши права?

– А вот это, василек, те самые акулы, кто вскоре начнут рвать чужое, что по умолчанию уже присвоили, и драться, – сказал мне спокойно Данила, будто рядом и не было остальных людей. – И как тебе они? Лицо ладонями прикрой на секундочку.

Говоря со мной, он выудил из одного кармана своей куртки флакончик с распылителем и, шагнув к орущей претендентке на чужое пока имущество, брызнул из него. Охранник успел сделать только одно движение, но тут же замер, как и толстяк с дамочкой. Руки их повисли вдоль тел, глаза остекленели. Воцарилась моментальная тишина.

– Танюшка очень устала, ей лучше отдохнуть. Да и вам обоим тоже. Прямо сейчас! – твердым голосом отчеканил Данила, и все деревянно повернулись и ушли, немного бестолково потолкавшись в дверях. – Давай, работай, василек, а то минут через пятнадцать все развеется, а второй раз не работает уже.

– Ты страшный человек, – шокированно пробормотала я.

– Не человек, что еще страшнее, бу-га-га! – поддакнул ведьмак, скорчив мне в зеркале типа страшную гримасу. – Работай давай, василек.

Я старалась. Очень, честное слово. Вслушивалась в журчание и шелест в ушах, силясь разобрать хоть словечко до такой степени, что заломило в висках и перед глазами черные мухи замельтешили. Но ничего не выходило. Слов внятных не было, это скорее уж был какой-то поток эмоций. Тревоги, боли, тоски, страха, отчаяния… И все такое тяжелое, давящее, что меня в пот бросило от усилий просто дышать и тело задрожало, как будто я что-то делала на пределе своих сил. Сдаваясь, я сокрушенно выдохнула и, наклонившись, плеснула несколько раз на лицо водой, смывая щедро выступившую испарину. А выпрямившись, с воплем шарахнулась от зеркала, из которого на меня смотрело чужое мертвенно-серое лицо, наложенное поверх моего собственного, как полупрозрачная кошмарная маска.

– Зри моими глазами! – прошелестела я-не-я в отражении. – Иди моими стопами. Приди туда, где я. Помоги мне.

– Что, василек? – раздался встревоженный голос ведьмака совсем рядом, но при этом и как будто сквозь некую вязкую преграду, из-за чего он звучал с каким-то бульканьем. Словно вода попала мне не только в глаза, но и в уши. А еще я начала стремительно замерзать.

– Надо ехать! – ответила, услышав свой голос таким же странным, как и Данилы, и лязгнула зубами. – Сейчас!

– Куда?

– Просто поехали!

До машины я шла вся скованная, боясь оступиться или сделать резкое движение, будто стала сосудом с жидкостью до краев, которую ни за что нельзя расплескать. И мерзла все сильнее и сильнее.

На дороге мы были наверняка теми еще геморными соседями по потоку, потому как о смене направления я сообщала ведьмаку в самый последний момент. А все потому, что как такового направления, как тогда в тоннелях, я не видела. Все дело было в пятне тусклого, как размытого изображения перспективы прямо передо мной. Оно и было ориентиром. Если при движении оно начинало “съезжать” вправо или влево, открывая реалистичное изображение мира, я тут же начинала вопить, что нужно поворачивать, потому как жутко боялась потерять этот “фокус”. Ведь черт его знает, удастся ли опять поймать его. Так что ведьмаку приходилось безбожно нарушать, подрезать, пересекать