Я могла бы поселиться в доме вроде этого. Просыпалась бы здесь по утрам, думая о жизни, а не о смерти. Это возможно, разве нет?

Подойдя к окну, выходившему на заднюю веранду, я раздвинула шторы и увидела во дворе детский домик. Он был выкрашен той же тускло-голубой краской, что и основное здание, и обнесен оградой из белого штакетника. Я спустилась по ступенькам к нему следом за Мартой, которая бежала, уткнувшись носом в землю.

Что-то подсказывало мне, что нам предстоит знакомство с Пенелопой.

Пенелопа оказалась упитанной вьетнамской свинкой черной масти. Она подбежала ко мне, громко хрюкая, и я погладила ее сквозь колышки ограды.

— Привет, толстуха, — сказала я.

— Привет, Линдси.

К домику Пенелопы была прикреплена бумажка, и я вошла в загон, чтобы ознакомиться с «Правилами поведения в свинарнике», написанными от имени самой хозяйки:

«Дорогая Линдси, вот что ты должна знать обо мне:

1) Я люблю, когда мне дважды в день дают свиную похлебку и миску чистой воды.

2) Мне также нравятся помидоры, персики и крекеры с арахисовым маслом.

3) Пожалуйста, общайся со мной так часто, как только сможешь. Я обожаю загадки и песенку из мультфильма «Губка Боб — квадратные штаны».

4) На всякий случай: моего врача зовут доктор Монхил, он живет в городе. Еще у меня есть две приходящих няни, Кэроли и Эллисон Браун. Эллисон — моя лучшая подруга. Телефоны ты найдешь в кухне.

5) Не пускай меня в дом, ладно? А то потом мне здорово достанется.

6) Если почешешь мне шейку, я исполню три твоих желания. Все, что захочешь».

Вместо подписи внизу стояли большой крестик и напечатанное на принтере копытце. Серьезный список, ничего не скажешь! У Кэт всегда было чувство юмора.

Щедро накормив Пенелопу, я переоделась в джинсы и спортивный свитер, взяла гитару и вышла с Мартой на веранду. Как только я взяла несколько аккордов, пьянящий запах роз и соленая влага океана живо напомнили мне мой первый приезд в Халф-Мун-Бэй.

Тогда стояла такая же погода. В воздухе остро пахло морем, и я работала над своим первым делом об убийстве.

Молодого парня нашли в номере захудалого отеля в Тендерлойне.

На нем были только белая футболка и один носок. Он лежал, широко раскрыв синие глаза, аккуратно причесанный, с огромной дырой, зиявшей поперек распоротого горла и почти отделившей его голову от туловища. Перевернув тело, я увидела, что кожа на одной ягодице содрана мелкими полосками, словно его долго хлестали плетью.

Труп зарегистрировали как «Джон Доу № 24», и вначале я не сомневалась, что мы быстро найдем убийцу. Футболка Джона Доу навела нас на «Спиртовку», ресторанчик для туристов, расположенный в Мосс-Бич к северу от Халф-Мун-Бэй.

У нас имелась только одна эта зацепка, и хотя я прочесала весь город и его окрестности, она никуда не привела.

Теперь, десять лет спустя, убийство «Джона Доу № 24» по-прежнему было не раскрыто, а преступник не опознан и не найден. Но для меня это дело навсегда осталось чем-то большим, чем папка с документами. Оно засело во мне, как старая рана, которая начинает ныть к плохой погоде.

Я собиралась пообедать в городе, когда на мою лужайку шлепнулась пачка свежих газет. Подобрав почту, я бегло просмотрела новости, и сердце у меня екнуло. Один из заголовков гласил: «Полиция освободила главного подозреваемого в деле о двойном убийстве в Кресент-Хайтс». Я прочла всю статью от начала до конца.

«После того как 5 мая Джейк и Элис Далтри были найдены мертвыми в своем доме в Кресент-Хайтс, шеф полиции Питер Старк заявил, что Антонио Руис признался в совершении убийства. Но сегодня Старк сообщил, что признание подозреваемого не соответствует фактам. По его словам, «с мистера Руиса полностью сняты все обвинения».

Свидетели утверждают, что тридцатичетырехлетний Руис, подсобный рабочий калифорнийской электрогазовой компании, в момент убийства не мог находиться в доме Далтри, поскольку в это время он трудился на своем рабочем месте на глазах у множества сотрудников.

Мистера и миссис Далтри обнаружили с перерезанным горлом. Полиция не отрицает, что перед смертью супружескую чету могли подвергнуть пыткам».

Руис, подрабатывавший в доме Далтри, утверждал, что его признание было вынужденным. В конце статьи журналист снова цитировал Старка, заявившего, что «полиция продолжает рассматривать другие версии».

От последних слов мне стало еще хуже. Когда копы говорят, что «рассматривают другие версии», это значит — «мы сели в лужу». А моя полицейская душа желала знать все — как, почему и, главное, кто? На вопрос «Где?» мне уже ответили.

Кресент-Хайтс был одним из маленьких городских поселков, рассыпанных вдоль шоссе. Он находился на окраине Халф-Мун-Бэй, всего в пяти или шести милях от меня.

«Пять минут на все. И ни секунды больше». Наблюдатель отметил время в блокноте и вышел из серого фургона на Оушн-Колони-роуд. В это утро на нем была желто-бурая форма контролера — комбинезон с красно-белыми нашивками на груди. Потуже натянув козырек кепки, он похлопал себя по карманам — в левом лежала фотокамера, в правом складной нож — и сунул под мышку планшет и тюбик с клеем.

Наблюдатель торопливо прошагал по узкой дорожке, тянувшейся вдоль дома О'Майли. Остановился возле подвального окна, натянул резиновые перчатки и с помощью стеклореза и присоски вытащил из рамы прозрачную панель. Мужчина подождал, пока перестанет лаять соседская собака, и полез в подвал.

Вот и все. Он уже внутри.

Лестница из подвала вела наверх и дальше через незапертую дверь в кухню — просторное помещение с дорогостоящей техникой и роскошной посудой. Рядом с телефоном лежал листочек с кодами сигнализации. Наблюдатель их запомнил.

Спасибо, док. Вот болван!

Он достал из кармана миниатюрную камеру, настроенную на быструю трехкадровую съемку, и стал наводить ее на стены кухни. З-з-зт, з-з-зт, з-з-зт. 3-з-зт, з-з-зт, з-з-зт.

Наблюдатель снова поднялся по лестнице и увидел, что дверь в спальню распахнута. Он постоял в дверях, разглядывая вещи девочки: ее кровать с тяжелым балдахином, сборчатые покрывала палевого и лавандового цветов. Плакат группы «Крид», фотографии диких животных.

Кэтлин, Кэтлин… милая ты девочка.

Мужчина навел камеру на туалетный столик и — з-з-зт, з-з-зт — заснял губную помаду, духи и открытую коробку с тампонами. Он глубоко вдохнул стоявший в детской запах, провел пальцем по расческе и вытащил застрявший в зубчиках золотисто-рыжий волос.

Выйдя из комнаты Кэтлин, наблюдатель перешел в соседнюю — спальню родителей, более просторное помещение, затянутое яркого цвета драпировками и пропитанное запахом сухих духов.