— Питер! — воскликнул Джимми. — Ты достал еду!

— Ну, да, — невозмутимо отозвался Питер, глядя на буханку. — Само собой.

Им с трудом удалось отнять буханку у Толстого Тэда и поделить на пять частей. Они могли бы съесть и несколько таких буханок, но все-таки им удалось утолить самый лютый голод, и, подобрав последние крошки, мальчишки быстро уснули.

Все, кроме Питера. Он беспокойно ворочался, вспоминая странное приключение в трюме, и его мучили бесчисленные вопросы.

Как так получилось, что крыса летала? Что творилось в трюме? Чьи глаза он видел в темноте? Почему Молли оказалась там, внизу? Уж не ее ли глаза он видел? Наверняка ее! Но как глаза человека могут светиться в темноте? И как, как крыса могла летать?

Чем больше Питер размышлял над всем этим, тем крепче становилась его уверенность, что ответы, каковы бы они ни были, как-то связаны с сундуком, тем самым сундуком, из-за которого тот матрос так странно вел себя в день отплытия. Питер снова и снова прокручивал эти события в памяти, пытаясь припомнить, не видел ли он в трюме еще чего-нибудь, потом все-таки решил: нет, ничего. Только сундук. Именно из-за него там выставили охрану.

«И я непременно выясню, что находится в этом сундуке».

Престон и Харбакл лежали на дне шлюпки. Руки и ноги у них были связаны за спиной, и толстяки напоминали двух пухленьких лошадок-качалок. Их положение — связанные, с кляпом во рту, брошенные посреди моря без пищи и воды — было скверным с самого начала, а теперь еще больше ухудшилось.

Они уже некоторое время дрейфовали по волнам, и каждый из матросов предпринял не одну тщетную попытку освободиться от веревок. А теперь Престон, уставший от этих стараний, увидел, что уровень воды в лодке повысился.

Шлюпка протекала.

«Все ясно, — подумал Прентис. — Так Черный Ус и дал бы нам хорошую шлюпку».

Он осмотрелся и увидел, что шлюпка сильно осела, а когда волны покачивали ее, вода время от времени плескала через борт.

В общем, лодка шла ко дну.

«Я тону», — подумал Престон. На миг он горько пожалел, что не проводил больше времени со своей драгоценной женушкой. Но сожаление мигом рассеялось, когда он вспомнил, что на самом деле и в море-то ушел потому, что терпеть не мог свою драгоценную женушку.

Вода в шлюпке определенно поднялась выше. Престон, не самый выдающийся на свете мыслитель, изо всех сил пытался придумать хоть какой-нибудь план. Но тут он услышал, как Харбакл, лежащий на носу шлюпки, что-то промычал сквозь кляп.

Это прозвучало примерно как «ы-ы-ы-х!».

Престон вытянул шею и посмотрел на товарища, настойчиво таращившегося на него.

— Гы-ы-ы-ы-х! — произнес Харбакл, многозначительно поднимая брови.

Престон понял: Харбакл пытается что-то ему сказать.

— Ы-гы-ы-х? — осведомился он.

— Гы-ы-ы-х! — повторил Харбакл, потом добавил: — Гы-ы-х!!!

Харбакл перекатился на бок, так, чтобы оказаться спиной к Престону. Он оглянулся через плечо и энергично закивал, указывая на свои связанные руки и шевеля пальцами.

— Гы-ы-ы-ы-ы-ы-х! — произнес он, на этот раз — очень нетерпеливо.

«Ага! — сообразил Престон. — Он хочет, чтобы я что-то сделал!» Это показалось Престону разумной идеей. Но что именно он от него требует? Престон посмотрел на Харбакла, насупив брови. Это должно было означать: «Что?»

Харбакл — вид у него был раздраженный — подкатился к Престону, потом снова откатился и опять энергично закивал, указывая на свои руки.

— Гы-ы-ы-ых! — произнес он, и внезапно Престон понял.

«Он хочет, чтобы я повернулся, и тогда он сможет развязать мне руки. Отличная мысль!» Он энергично закивал в ответ, показывая, что все понял. Затем с усилием перекатил свое грузное тело поближе к Харбаклу.

К счастью, у них все получилось: теперь они с Харбаклом лежали спина к спине, соприкасаясь руками.

К сожалению, когда Престон переместил свой изрядный вес ближе к Харбаклу, нос шлюпки стал намного тяжелее, и холодная морская вода хлынула в маленькую лодку.

— Гы-ы-ы-ых! — воскликнул Харбакл, и Престон почувствовал, как пальцы товарища лихорадочно дергают за узлы на его руках.

Сначала он старался лежать неподвижно, но вода прибывала, и Престон начал извиваться, пытаясь удержать голову над водой. Однако вода прибывала очень быстро, и вскоре Престон не мог уже набрать воздуха в грудь. Тогда он задержал дыхание, пока у него не начало жечь в легких. Престон схватился за раздираемую болью грудь и…

Стоп. Он схватился за грудь, а это означает…

Это означает, что его руки свободны!

С силой оттолкнувшись, Престон поднялся на колени, вытащил кляп и принялся жадно хватать ртом свежий морской воздух. Он видел, что шлюпка уходит под воду, но он все еще был жив! Престону прямо не верилось в такое счастье: всего лишь мгновение назад он стоял на пороге смерти, и, однако, все еще дышит, и обязан он этому…

Харбакл!!!

Престон ушел под воду и нашел тело своего товарища, теперь неподвижное. Он схватил Харбакла за волосы и отчаянным рывком вытащил его голову на воздух, и его приятель — слава богу! — издал слабый стон. Престон освободил от кляпа рот Харбакла. Тот закашлялся, и его вырвало морской водой, потом он наконец заговорил.

— Идиот! — произнес он. — Кретин безмозглый!

— Извини, друг, — сказал Престон. — Я забыл, что ты там, на дне.

— Ты забыл, что я на дне? — возмутился Харбакл. — Я развязал тебе руки и спас твою никчемную жизнь, а ты забыл, что я на дне?!!

— Всего на минутку, — оправдывался Престон.

— А ну развяжи меня, — велел Харбакл, — я тебе шею сверну!

Но пока Престон его развязывал, Харбакл успел успокоиться. До них обоих дошло: хотя они и спаслись от немедленной смерти, дальнейшие их перспективы незавидны. Они попытались вычерпать воду из шлюпки руками, но это был напрасный труд: стоило выплеснуть наружу пригоршню воды, как волна тут же возвращала все обратно. Постепенно они, изнемогшие от усталости, холода и отчаяния, отказались от этой затеи.

А затем Престон заметил что-то на горизонте.

— Гляди! — воскликнул он, указывая в ту сторону.

Харбакл прищурился и тоже увидел — мачту.

— Как ты думаешь?.. — произнес Харбакл.

— Не они ли возвращаются за нами?

— Это было бы не очень хорошо.

— Да, верно, — согласился Престон.

Каким бы опасным ни было их нынешнее положение, оно, пожалуй, было лучше того, что мог припасти для них Черный Ус.