Петр Петрович знал, что не производит на людей особого впечатления – ни при первой встрече, ни при второй, – мешали его природная рыхлость, вкрадчивый голос и несколько женственные манеры. Спирский долго думал, откуда это в нем, и пришел к выводу, что все дело в том, что был он выпестован в «неполной семье», где основные заботы по воспитанию были возложены на бабушку и прабабушку. Понятно, что Петенька рос мнительным, болезненным и уже тогда рыхловатым мальчиком.

Учился он плохо – опять-таки потому, что часто болел и слишком рано понял выгоды такого своего положения. Стоило Петеньке кашлянуть, и мамки-няньки-бабки немедля вызывали частного профессора педиатрии – вальяжного и упитанного. Айболит, как мысленно называл Петя профессора, тоже был человек смекалистый, а поэтому с удовольствием приходил к мнимому больному, неизменно получая в награду червонец, домашний ужин и стопку «Московской».

«Сволочь…» – подумал Петр Петрович.

Он, обладавший отменной природной интуицией, прекрасно видел всю фальшь и плохую игру Айболита, способного часами – под дымящийся борщ и закуски – вдохновенно разглагольствовать о том, что государство никогда не сможет воспитать и обучить семейного врача, а тем более заменить его участковым-многостаночником. Однако женщины слушали эти рискованно вольнодумные рассуждения с благоговением, может, потому, что мужчин в семье Спирских, кроме Петеньки, не было.

Да, «дядя Леня» в дом приходил, – именно из его кармана были те самые бесценные червонцы, что мгновенно перекочевывали в карман Айболита, – но признавать себя отцом Петеньки Краснов не собирался. Для растущего судейского чина, к тому же партийного, признать две семьи означало поставить крест на карьере. А расплачивался за этот семейный тупик его внебрачный сын.

Петр Петрович стиснул зубы. Счастливее его были даже те, чьи отцы почти не выходили из мест заключения, потому что, когда они все-таки выходили – пусть и на пару недель, – каждый малыш во дворе знал, чей папаня самый крутой. И оставалось Пете только одно утешение – книги и мечты.

Он перечитал все рыцарские романы из огромной семейной библиотеки и не мог оторваться от книг даже ночью. Конечно, и мама с тетей, и бабушка очень переживали, что «мальчик не выспится», и просили его идти в кроватку. Петя делал вид, что послушался, и закрывал книгу. А после дежурных поцелуев всех населявших квартиру женщин дверь в детскую наконец-то затворялась, а Петя доставал фонарик и накрывался одеялом с головой.

Он видел себя то Ланселотом, то рыцарем Айвенго и довел себя в ночных бдениях едва ли не до галлюцинаций. А однажды произошло нечто такое, что и поныне не поддавалось объяснению, – к Петру явился Рыцарь.

Петр Петрович поежился. Он до сих пор помнил все: и то, как повеяло холодом, и то, как тяжело – до хруста – давили на паркет хрущевской «двушки» копыта нагруженного броней боевого коня. Более всего Петю поразил зеркальный щит, может быть, потому, что именно от него отразился луч его выставленного перед собой для защиты фонарика.

– Ты кто? – спросил Петя голосом, охрипшим от реальной и очень тяжелой простуды.

– Я тот, кто победил Артура, – спокойно ответил Рыцарь, – и я пришел за тобой.

Он протянул копье, легонько ткнул Петю в запястье, и наутро именно на этом месте обнаружился вычурный, ни на что более не похожий разрез – копье, обвитое змеей.

– А что? – сказал себе как-то повзрослевший Спирский. – Нормальный стигмат. Вот она – сила детской веры.

Но куда как больше сила его детской веры ждала иного – признания. Спирский видел себя отвергнутым принцем, тайным рыцарем, истинным Красновым, терпеливо ждущим своего часа послужить Родине и лично товарищу Л.И. Брежневу. Ведь лишь потому, что и между рыцарями случаются раздоры, папа и не может признать сына – из разумной осторожности. Но Петя верил: его час наступит, и когда-нибудь сам Леонид Ильич наградит его Звездой Героя, а отец попросит прощения, прижмет к сердцу и признает – перед всеми.

Впереди показались огни не спящего НИИ «Микроточмаш», и Петр Петрович вывернул руль и плавно подкатил к крыльцу конторы, выскочил из машины, хлопнул дверцей и стремительно взбежал по ступенькам.

– Здравствуйте, Петр Петрович, – уважительно вытянулся блокирующий разгромленную проходную «клещ».

– Где Колесов? – на ходу бросил Спирский.

– В бухгалтерии, Петр Петрович. Я вас провожу.

Спирский молча, скупым жестом от помощи отказался. Он понял, в какой стороне находится бухгалтерия, уже на подъезде к «Микроточмашу» – по четырем светящимся окнам административного корпуса.

– Так-так… где тут у меня бухгалтерия?.. – толкал он одну дверь за другой.

Петр Петрович знал, что победит, едва заполучил первый пакет акций. Собственно, для успешного рейда иногда бывает достаточно всего лишь одной акции, даже если капитал компании акционирован в миллионы акций. А как-то Пете удалось захватить крупного оператора сотовой связи всего лишь с пакетом в 0,015% акций.

Спирский улыбнулся: зато судебную власть он использовал на все 100%. Его помощники организовали серию исков, и три месяца кряду едва ли не все суды страны работали на него, и за его счет накладывались аресты, изымались реестры и заводились дела. Юристы тогдашней его жертвы метались по всей России, отписываясь от самых невероятных исков, поданных то недовольными качеством связи абонентами Поволжья, то Дальневосточным филиалом банка кредитора, то Питерским поставщиком какого-то незначительного оборудования. А параллельно в Москве через прикормленных прокуроров и следователей завели три уголовных дела, причем одно из них Петя умудрился завести против себя самого!

Это был гениальный ход. Тем самым Спирский совершенно развязал себе руки, ибо в рамках проверки заявления о том, что г-н Спирский незаконно пытается получить акции предприятия связи, была проведена целая серия обысков. И в результате все важнейшие финансовые документы были изъяты, а реестр акционеров был скопирован и подменен. Понятно, что уголовное дело на г-на Спирского, как водится, было вскоре закрыто за отсутствием события преступления.

Петя, любивший эффектные ходы, считал эту историю едва ли не лучшей комбинацией в своей рейдерской практике. Он даже вывесил в своем кабинете своеобразный триптих. В большую, изготовленную по спецзаказу рамку, под стекло вставили три листа:

1– Заявление с требованием возбудить уголовное дело против П. П. Спирского.

2– Постановление о возбуждении уголовного дела.

3– Постановление о прекращении уголовного дела в связи с отсутствием события преступления.

Естественно, все три документа фактически готовились и сочинялись в недрах «МАМБы».

Спирский толкнул последнюю дверь, и в глаза ударил свет. Да, это была бухгалтерия НИИ «Микроточмаш».

– Петр Петрович? – поднялся из-за стола Колесов и вымученно, принужденно улыбнулся.

– Бумаги уже готовы? – не ответил на улыбку Спирский.