— Да так уж получилось, — нехотя ответил Бойдов и добавил, — не, пить не буду.

— А я понимаешь, после суток сегодня отсыпной. Дежурил вчера, — продолжал Володя, заводя гостя в квартиру.

— Каких суток? — недоумевал Бойдов, — ты же преподаёшь!

— Какой преподаёшь! Надоело мне этих дебилов воспитывать. Пришла разнарядка, ну эта, комсомольская путёвка. Вот я в уголовку и подался. Теперь младший лейтенант! Зарплата та же двести рэ, но хоть чувствуешь себя человеком — реально помочь могу людям. Ты-то как? Как Леночка? Дочурка растёт? Я уже второго забабахал. Скоро родить должна! Михаилом назовём — как деда!

С воспоминанием о семье настроение у Бойдова снова резко испортилось. И он тихо попросил:

— Стопку нальёшь?

Володя понял, что в жизни приятеля что-то переменилось и не в лучшую сторону. Больше расспрашивать не стал ни о чём, и о себе не болтал.

Они выпили по стопке на кухне. Закусили солёным огурцом. Дома не было никого. Жена на работе. Сын в школе.

— Какие планы на сегодня и вообще? — спросил Володя.

— Да, никаких, — грустно ответил Игорь и добавил, — надеялся, что квартира пустует, но оказалось, нет. Обещали съехать только через неделю.

— Ну, ничего, поживёшь у нас! — пытался приободрить его Володя, давай, неси вещи.

Игорю не хотелось эту неделю жить с родителями. Расстраивать их. Подумал, что лучше как-нибудь потом всё расскажет и обрадовался предложению Владимира.

— Нет вещей, — развёл он руками.

— Дело видать совсем плохо, — подумал Володя. Но вслух сказал:

— Хотел в местный отдел милиции сходить сегодня. Поговорить по поводу перевода. А то ездить к себе на работу далековато. Возвращаюсь поздно. Семью совсем не вижу. А здесь хоть днём смогу забегать, да чем помочь. Служба, она одинаковая, а кадров везде не хватает. Может, на пару сходим. С ребятами познакомлю!

— Почему бы и нет? — грустно ответил Бойдов.

Они выпили чаю с бутербродами и направились в отделение.

Моросил мелкий дождь. Да, верно, и не дождь вовсе, только морось. Капли не чувствовались, но лицо становилось мокрым. Приходилось периодически его протирать рукой, иначе с носа начинало капать. Игорь всегда носил при себе платок, но он был где-то глубоко, под одеждой, в нагрудном кармане рубашки, и лезть за ним мокрой рукой не хотелось. Володя привычно смахивал ладонью очередную каплю с носа и продолжал быстро идти вперёд, словно куда-то опаздывая. Игорь пытался идти не торопясь, и ему иногда приходилось учащать шаг, словно поддёргиваемый невидимой бечёвкой, за которую он был привязан к Сезону.

К отделению было не подойти. Какие-то люди в грязной и мокрой одежде, не поймёшь то ли мужчина то ли женщина, налаживали переправу. На крыльце стоял пожилой старшина и укоризненно командовал:

— Утюг, ну что ты лепишь горбатого, клади доску ровненько на кирпичик! Да под него подложи чего-нибудь. Твоя же матушка придёт на тебя жаловаться, как снова буянить начнёшь, да и грохнется в лужу!

— Да чтоб ей здесь и утонуть пред вашим храмом! — беззлобно смеялся в ответ коренастый мужик в короткой куртке. Он наклонился, чтобы поправить кирпич, и из рукавов точно змеи вместе с руками вылезли синеватые наколки обнажённых женщин, объятых колючей проволокой, купола, кресты и неразборчивые слова.

— Мать то хоть свою не обижай! — в ответ наставлял старшина, — она хоть и пишет на тебя заявления, так через день их забирает! Только нам мороки с вами обоими. Эх, были раньше времена! Свезли бы всех бездельников, дебоширов и пьяниц на сто первый километр, и работать заставили. А не хочешь работать — иди, помирай с голоду!

— Сергей Палыч, ну ты это брось, свою диктатуру плести! — возмутился Утюг, — ты что забыл, что у нас перестройка началась и демократия?

И загоготал так громко, что из дверей отдела испуганно выскочил молодой сержант и взял автомат наизготовку. Но увидев, что всё идёт своим чередом, укоризненно произнёс:

— Шо ты, Утюх, здеся народ баламутишь своею хлоткой? Гхаркни ешо раз, я тебе стволом зубы повышибаю!

— Ой, напужал, — передразнил его Утюг. Даж ты хлянь в кобуру-то свою! Там со вчерашнего дня огурец солёный лежит, что ты в ларьке у Сирафимы на закуску выпросил! Им что ли выбивать будешь? А пулеймёт то без рожка не стройчит! Ты хдейто его забыв?

И снова захохотал, но уже тише.

Сержант машинально посмотрел на автомат, а затем на кобуру и успокоился. Хотел что-то сказать, но увидел, что все стоящие вокруг перехватили его взгляд и едва не прыскают со смеху, ретировался обратно в дежурку. Здесь не выдержала, как оказалось, тётка, одетая в брезентовые сварочные штаны и телогрейку. Рассмеявшись, она споткнулась и, зацепив шнуровкой ботинка только что уложенную доску, шлёпнулась руками в лужу, приняв позу «на старт».

— Куда это ты мать, бежать собралась? — усилил веселье старшина, — я ещё никого не отпускал!

Все захохотали. Тётка поднялась и стала вытирать руки о свою задницу.

— Чего бежать то? Я бы сбегала, кто бы рублишка дал! — немного расстроено с укоризной произнесла она. И вновь стала настраивать переправу.

Вскоре перед крыльцом появилась приемлемая узкая переправа и Бойдов с Сезоном смогли пройти внутрь. Они поднялись по скрипучей лестнице на второй этаж. На кабинете висела красная табличка с белыми буквами: «Начальник уголовного розыска». Постучав, и получив разрешение, вошли внутрь.

Бойдову почудилось, что он оказался в комиссионке. Комната походила на кладовку полную вещей и предметов совершенно не связанных между собой.

В Канаде он наблюдал такой же порядок в мальчишеской комнате сына своего приятеля. Она походила на красочный калейдоскоп, где вокруг стояли статуэтки, ракушки, мячи, сумки, трусы, велосипед, старая крышка от унитаза и бюст Ницше. На стене — плакат Мика Джагера и тут же головной убор индейцев с распушенными перьями и воткнутым в него томагавком.

Милицейский кабинет выглядел так же, но по-взрослому.

На стенах висели огромные, в старинных рамах портреты Дзержинского, Ленина, Маркса и Энгельса. Причём все они смотрели в разные стороны. Казалось, что они оглядывают весь хлам, гадая, куда они попали? Всё это накапливалось годами и, как выяснилось позже, было на строгом учёте.

Не состоял на учёте только причудливый кактус, который рос вместе с карьерным ростом его владельца. Находился на подоконнике, нахально свесившись из глиняного горшка, обёрнутого фольгой, в сторону вошедших, недовольно топорщась толстыми иголками. Видимо он устал расти вверх, или его долго не поливали и он решил сэкономить свои силы. Прилёг на край горшка, да так и остался. Был сравнительно длинный — сантиметров сорок. Так что уставать было отчего.

С двух сторон к нему прилепились небольшие, сантиметров по шесть, кактусики — детишки. Отчего он стал выглядеть пушкой на колёсах. Хотя сотрудницы отделения, похохатывая между собой, придерживались иного мнения и считали, что хозяин кабинета создал нечто интимного характера.