Тот с радостью ухватился за такую возможность. Провел съезд возрожденного «Собрания». Многие рабочие по-прежнему верили ему. Но вскоре после этого с ним пожелал увидеться Рутенберг. Откровенно предупредил, что он должен превратить «Собрание» в площадку для революционной агитации. Если же откажется, то «социалистические партии достаточно сильны и организационно, и идейно, чтобы уничтожить его». Гапон не послушался.

Свое «Собрание» он преобразовал в подобие профсоюза, нацеливая рабочих на сотрудничество с властью, реформаторские методы борьбы. Но против него в газетах развернулась массированная травля. Его обвиняли в провокаторстве, кутежах, разврате. Обыгрывалась история с 30 тысячами от правительства, хотя Гапон не скрывал ее от своей организации. Чтобы спасти репутацию, он опубликовал в прессе открытое письмо, требовал над собой общественного суда. Сумел получить согласие быть судьями у видных общественных деятелей — Милюкова, Прокоповича, Святловского и др. Обещал представить некоторые документы, предрекая: «Когда они будут опубликованы, многим не поздоровится».

За свою жизнь Гапон уже серьезно опасался, ходил с револьвером. А эти самые документы передал адвокату С. П. Марголину, поручив опубликовать их в случае своей смерти. Но до общественного суда он не дожил. Прежний «друг и учитель» Рутенберг обвинил его, что он провокатор. Пригласил под видом переговоров на дачу в Озерки, Гапона удушили и повесили. Адвокат Марголин после этого выехал в Европу для публикации документов, но в дороге почувствовал сильные боли в желудке и скончался. Документы Гапона исчезли.

Окончание войны ни малейшего успокоения в стране не принесло. Наоборот, оппозиция принялась раздувать возмущение «позорным» миром, представляла его как доказательство неспособности «царизма» руководить страной. Николай II не отказывался от своих обещаний опереться на круги общественности. 6 августа он издал Манифест об учреждении Государственной Думы — выборного органа, который будет участвовать в разработке и обсуждении законов. Но такое решение никого не удовлетворило. Земские и политические группировки дружно заявляли о бойкоте законосовещательной Думы.

Раскачка страны усугублялась. В октябре 1905 г. разразилась всеобщая политическая стачка, бастовало свыше 2 млн человек. При этом либеральное крыло при дворе и в правительстве наседало на государя, что нормализовать положение могут только конституционные реформы. Под руководством Витте был составлен проект Манифеста о введении в России гражданских свобод. Николай II взвешивал, что в такой ситуации может быть два выхода — реформы или введение диктатуры. Витте настаивал на первом пути, доказывал: если подавлять беспорядки силой, опять прольется много крови, но через некоторое время повторится то же самое.

Но царь колебался, вызвал в Петербург председателя Совета Государственной обороны, великого князя Николая Николаевича. Начальник Канцелярии министерства императорского двора генерал Мосолов вспоминал: консервативная часть правительства восприняла это как знак, что государь намерен опереться на армию, жесткой рукой восстановить порядок. Но когда Николай Николаевич приехал, то неожиданно выяснилось, что он… сторонник Витте. Мало того, когда министр двора граф В. Б. Фредерикс заговорил с ним о диктатуре, великий князь в страшном возбуждении выхватил револьвер и объявил: если царь не примет программу Витте, то он застрелится прямо на глазах Николая II. Фактически повторил тот же самый жест, который провозглашал Гапон! Прими или мы умрем здесь же, перед тобой!

Под таким давлением с разных сторон государь уступил. 17 октября он подписал Манифест, даровал народу «незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов». Объявлялась амнистия всем политзаключенным, кроме террористов. А Дума получила законодательные права, вместе с Государственным Советом превращалась в двухпалатный парламент.

Но… при этом государь оказался заложником ситуации, созданной вокруг него! Манифест не принес России замирения. Напротив, он открыл дорогу настоящей революции. Правда, либералы разделились. «Союз земцев-конституционалистов» Гучкова превратился в политическую партию «Союз 17 октября». Выражал удовлетворение реформами, готовность сотрудничать с властью, но именно в плане осуществления и будущего углубления реформ. Но «Союз освобождения» преобразовался в другую партию — конституционных демократов (кадетов) во главе с Милюковым. Они требовали продолжать атаку, окончательно перехватить власть. А революционеры смогли теперь действовать легально! Амнистия выпустила из тюрем их арестованных товарищей. Дарованные свободы позволяли открыто вести агитацию, собирать митинги.

В первые две недели после опубликования Манифеста по разным городам России произошли ожесточенные столкновения, погибло более 1600 человек. Зарубежные историки, да и многие отечественные до сих пор квалифицируют эти беспорядки как «черносотенные еврейские погромы». Хотя В. В. Кожинов, С. Г. Кара-Мурза и другие авторитетные исследователи давно уже показали полную беспочвенность такого определения [36, 38]. «Союз русского народа» образовался позже, в ноябре, и в это время никаких «погромов» уже не было. А октябрьские эксцессы в большинстве случаев происходили по двум сценариям. Патриотические силы после Манифеста организовывали манифестации в поддержку царя, а революционеры пытались помешать им. Или, наоборот, революционеры устраивали манифестации, а патриоты силились их разогнать.

Впрочем, имели место и столкновения с евреями, но существуют доказательства, что они провоцировались преднамеренно. Так, еще 11 мая 1905 г. в Нежине были задержаны Янкель Брук, Израиль Тарнопольский и Пинхус Кругерский, разбрасывавшие листовки на русском языке: «Народ! Спасайте Россию, себя, бейте жидов, а то они сделают вас своими рабами». В это же время в Чернигове сионисты-социалисты распространяли воззвания на еврейском языке, призывавшие «израильтян» вооружаться. А после публикации Манифеста они вышли на демонстрацию с вызывающими транспарантами «Наша взяла!»

В Одессе в патриотическое шествие бросили три бомбы. В Стародубе отряд еврейской «самообороны» из 150 человек, вооруженный револьверами, расстрелял «толпу громил». То есть безоружных горожан и селян. Еще один «погром» в Одессе описал Бабель: «Евреев били на Большой Арнаутской… Тогда наши вынули… пулемет и начали сыпать по слободским громилам». Как видим, началась драка и безоружных противников расстреляли. Причем в 1905 г. пулеметы считались новинкой, даже в армии их были единицы. А в одесской иудейской общине уже имелся пулемет и обученные пулеметчики. Видимо, примерно так же происходил «погром» в Киеве — из 47 жертв евреев насчитали 12.

Но в число этих же эксцессов вошли побоища, спровоцированные между армянами и азербайджанцами в Баку. В Севастополе произошло восстание под руководством капитана II ранга Шмидта. Взбунтовался и Кронштадт, там матросы и солдаты дорвались до винных складов, перепились, грабили жилые дома. Оба эти восстания готовились революционерами заранее, а возбуждение после подписания Манифеста подтолкнуло их, гнойники прорвались раньше намеченного времени. Восстание случилось и во Владивостоке — мы уже упоминали, что там готовился «десант» из пленных и успели забросить оружие.