Предыдущая экспозиция представляла собой собрание фотографий, на которых был показан особняк Лимбургеров, каким он был до того, как Фонд Клингеншоенов его переделал. Снаружи — крошащийся кирпич, забитые досками окна, двор в зарослях сорняков… и белки. Внутри — тёмные стены, громоздкая мебель, привезённая из Германии, часы с кукушкой и картонки с мусором. Фотографии были дополнены немецким фарфором и резьбой по дереву — эти несколько вещиц решили оставить, когда всё вывозили из особняка.

Сейчас практикантка по имени Кэти, горевшая энтузиазмом, размещала в витринах коллекцию щипцов для колки орехов. Надпись, набранная на компьютере, гласила: «Чёрный орех — крепкий орешек, его трудно расколоть».

— Молодец, Кэти, — одобрил Квиллер. — Если вы не станете президентом международной ассоциации отелей, то обязательно найдетё себе работу в качестве художника по витринам.

— Вы всегда говорите такие приятные вещи, мистер К.!

— Где вы раздобыли эти артефакты?

— Мне одолжил их мистер Абернети.

— Эту витрину можно запереть? — Квиллер вспомнил о часах с кукушкой, которые похитили из здания перед реконструкцией, хотя они и были обещаны Обри Скоттену. Бедолага много отдавал и мало просил. Надо бы похлопотать, чтобы он получил обещанные часы.

Когда в холл прибыл свежий выпуск «Всякой всячины», газеты моментально расхватали. На первой полосе красовались лестница из чёрного ореха и белка, заглядывавшая в окно. Возможно, она устроила себе гнездо между башней и крышей мансарды. Фотографу повезло, что она попала в кадр.

В колонке новостей сообщалось: хотя тело, найденное в Блэк-Крик, пока не опознано, полиция установила, что это не местный житель. Другими словами, это был приезжий, пользовавшийся вымышленным именем.

Выставка автопортретов третьеклашек освещалась весьма подробно. Как и предсказывал Квиллер, картина в бледных тонах на снимке получилась неудачной, однако бильд-редактор постарался компенсировать неважное качество фотографии. Надпись гласила: «Раскрасьте мои волосы жёлтым. Раскрасьте мои глаза голубым. Раскрасьте моё платье розовым. Или посетите Центр искусств до 30 июня и выясните сами, почему пастель Лизы Лапорт заняла первое место».

Что касается приза зрительских симпатий, то его завоевал мальчик по имени Робб Кэмпбелл. Он изобразил себя с густой щёткой волос, торчащих во все стороны, как у соломенного чучела, оттопыренными ушами и широкой ухмылкой, обнаруживающей отсутствие одного переднего зуба.

Квиллер подождал до пяти часов, когда репортёры возвращаются с уловом в редакцию, позвонил в фотолабораторию и поздравил Роджера с великолепным снимком винтовой лестницы.

— Да… хорошо… Однако это прежде всего заслуга белки.

— А нет ли каких новостей из полиции?

— Угу… Не могу сейчас говорить, Квилл. У меня идёт проявка.

— Увидимся позже.

«Угу» Роджера означало: тому есть что рассказать. И Квиллер решил, что позвонит Мак-Гиллеврэю домой после обеда с Барб Огилви.

В шесть часов он дождался свою гостью, которая припарковалась на автостоянке гостиницы, и вышел её встречать.

— Вы так галантны! — воскликнула она. — Вы просто исчезающий вид!

— Я бы предпочёл быть видом, которому грозит опасность, — ответил он. — Это звучит не так безнадежно… Вы шикарно выглядите, Барб. — Она была в ярко-красном, и он подумал: «Интересно, как это будет сочетаться с бледно-коралловыми стенами и скатертями?»

Когда их проводили за столик, все головы повернулись в их сторону. У некоторых был удивленный вид. А где же Полли?

— Впервые вижу эту гостиницу, — сказала Барб. — Фрэн хорошо здесь поработала. Мне бы очень хотелось взглянуть на резную лестницу, фотография которой есть в сегодняшней газете.

— Она в частном номере — и не на виду… Что вы будете пить сегодня вечером?

Она спросила «Маргариту» — не очень популярный в Мускаунти коктейль.

— Мне кажется, когда мы виделись в последний раз, у вас на безымянном пальце было кольцо с большим камнем, — заметил он.

— Это дело прошлое!

— Очень плохо. Все думали, что вы с Барри Морганом — идеальная пара.

— Я была идеальна для него, но он не был идеален для меня!

— Существует ли мужчина, которого вы признаете идеалом? — Ни для кого не составляло тайны, что привязанности Барб недолговечны.

— Вы! — ответила она игриво, стрельнув глазками.

— Забудем о моём последнем вопросе, — предложил он. — Давайте заглянем в меню.

Она заказала свиное филе с айвой и корицей, а затем сменила тему:

— В газете напечатан потрясающий материал о нашей выставке! И народу на ней было много. Мы думали, что друзья и родственники проголосуют за своих собственных третьеклассников, но они нас удивили. Им понравилась карикатура — автопортрет щербатого мальчишки. Тот, что нарисовал Робб Кэмпбелл. Когда я его увидела, то была в шоке! Он аккуратно причёсан, у него маленькие уши и все зубы целы!

— Оппортунист, — ухмыльнулся Квиллер. — Он далеко пойдёт — правда, не обязательно в правильном направлении.

— Я его спросила, почему он всех разыграл, и Робб ответил: «Таким я себя вижу изнутри». Как вам это нравится, Квилл?

— Даже не знаю, что сказать. Дети сильно изменились с тех пор, как мне было восемь.

— Ну, во всяком случае, хорошо то, что люди, которые никогда не бывали в Центре искусств, пришли посмотреть эту детскую выставку. Может быть, они заглянут снова, послушают какую-нибудь лекцию, запишутся на курсы.

— А как дела в мире шерсти? — спросил Квиллер. — Всё ещё вяжете? А ваша мама все прядёт? А ваш отец всё ещё стрижет овец? А Дункан все пасёт стадо?

— О, я вам расскажу, что поделывает мой вязальный клуб! Мы вяжем гольфы для «Пиратов Пензанса», с широкими красными, чёрными и белыми полосками! Актеры, представляющие пиратов, наденут их с чёрными штанами. Мы полагаем, что эти гольфы также понравятся туристам. Знаете, их можно носить с шортами… Вы бы не хотели пару таких гольфов, Квилл?

— Думаю, нет. Они напугают кошек. — Он представил себе, что улицы Мусвилла кишат туристами в футболках с лосиной головой, шортах и полосатых пиратских гольфах — и при этом от них разит пахучим снадобьем, отпугивающим москитов!

Обедать с Барб Огилви было всегда весело, но к концу обеда Квиллеру не терпелось подняться к себе в номер и позвонить Роджеру домой.

Фотограф сразу же снял трубку:

— Привет, Квилл! Рад, что ты позвонил. Прости, что не смог поговорить с тобой с работы, но ты же знаешь, каково там приходится.

— Я прекрасно всё понимаю. Дай мне сказать, почему звоню. Я кровно заинтересован в этом деле. Потерпевший как раз выезжал из хижины, которую я рассчитываю снять, но теперь полиция опечатала её. Следует ли мне возвратиться в Пикакс? Или как? Любая информация, которая поможет мне принять решение…