… и вдруг Значимус заорал:

— НЕ ЕШЬ ЭТУ УСТРИЦУ!

Стоик посмотрел на Значимуса с Королевским Неодобрением. На сей раз этот парень зашёл СЛИШКОМ ДАЛЕКО. Он уже и так кумир для целого Хулиганского Племени, приукрашенного как девчушки, а теперь он ещё указывает Стоику, что Есть!!!

— Я СЪЕМ ЛЮБУЮ УСТРИЦУ, которая МНЕ ПОНРАВИТСЯ! — взревел Стоик Обширный, поднося устрицу ко рту. Значимус быстрым движением выхватил устрицу у него из-под носа.

Стоик Обширный озверел. Возникла недостойная потасовка, и Значимусу пришлось закинуть устрицу Себе в рот, чтобы не дать её съесть Стоику.

— АХ, ТАК! — пришёл в неописуемую ярость Стоик Обширный, и как ни странно, даже ощутив некоторое облегчением: теперь-то у него появился весомый повод уволить раздражающе безупречного Значимуса.

— ТЫ УВОЛЕН!

Значимус проглотил-таки устрицу.

— Плохая устрица… очень плохая устрица… — сглотнул он. — Я с первого взгляда понял это…

— НИЧЕГО СЕБЕ! — восхитился Иккинг. — Он только что спас ТВОЮ жизнь, Папа. Он съел плохую устрицу, которую Ты собирался съесть! Какой Герой!

— О да, очень хорошо… — угрюмо пробормотал Стоик, а мысленно пробурчал: «с первого взгляда… кто же ты такой на самом деле, доводящий до бешенства супермен?»

— Так он не уволен, да, Папа? — обеспокоенно спросил Иккинг.

— Нет, полагаю, нет, — процедил сквозь зубы Стоик, думая: «Вот чёрт!»

— Возможно, тебе даже следует вручить ему МЕДАЛЬ или что-то в этом роде. Вы хорошо себя чувствуете, Значимус? Вы ужасно позеленели.

— Пожалуй, я прилягу ненадолго… на минутку, — выдавил из себя Значимус и нетвёрдой походкой пошёл из комнаты, опираясь на плечо не переставающего болтать Иккинга:

— Это было ТАК СМЕЛО, Значимус, а как Вы определили, что она плохая, это как с грибами или как? Я очень надеюсь, что Вам станет лучше…

Стоик мрачно отодвинул устрицы: аппетит полностью пропал.

Два дня Значимусу было очень плохо.

Что было просто замечательно с точки зрения Стоика.

А тем временем начали прибывать Племена на Встречу, которую Викинги называли Сборище, чтобы отпраздновать Праздник летнего солнцестояния, известный как Солнечное Воскресенье.

Бой-бабы, Остолопы, Миролюбивцы, Злохмуры, Раздолбаи, Молчуны и Угрюмы, Стахолюды и Драчуны.

Фактически, все, кроме Отбросов Общества, Негодяев и Лава-Мужланов, но их и так никто не жаждал видеть.

Вскоре Хулиганская Гавань была забита кораблями Викингов, а крошечный остров Олух пестрел палатками всех цветов радуги. Торговцы понастроили лавки, торгуя всем, что только можно себе вообразить: от леденцов-осьминогов до охотничьих рогов, от сандалий с открытым носом до пинеток из кожи дракона для младенцев-Викингов.

В ночь перед Солнечным Воскресеньем Иккинг, казалось, вечность лежал с открытыми глазами не в силах заснуть в удушающей жаре, а через окно доносились звуки празднования Раздолбаев и Бой-баб, визг и скрежет драконьих поединков.

В ногах у Иккинга лежал и тоже не мог заснуть Беззубик: он заткнул уши коготками, вертелся и жаловался, и из-под простыни доносилось приглушённое: «Этттттттти н-н-нелепые, Н-Н-НЕЛЕПЫЕ… в-в-варвары… Л-л-люди… т-т-такие шумные… такие эг-г-г-гоистичные…»

Но через некоторое время простыня затихла, и единственным признаком присутствия Беззубика был тёплый небольшой холмик в ногах Иккинга, который мягко поднимался и опадал, и странное тихое сонное бормотание «Эттти н-н-нелепые», сопровождаемое небольшим негодующим кольцом дыма, которое выползало из-под простыни.

Иккинг наблюдал, как кольца дыма поднимались до потолка или медленно выплывали из окна в душную переполненную звёздами ночь, и наконец он тоже заснул.

Ему снились тяжёлые сны: огонь, и предзнаменования, и драконы с когтями как мечи, которые преследовали его сквозь жаркую тревожную ночь.

В середине ночи, тихо вскрикнув, Иккинг проснулся.

Там, около кровати, стояла ужасная фигура Значимуса Исключительного, его голова была скрыта в темноте. Он возвышался над Иккингом, как приготовившийся наброситься Убийца: два меча уже занесены для удара.

Он громко бормотал себе под нос таким голосом, от которого пробирала дрожь:

— Должен ли я Сделать это? Или НЕ должен? Должен ли я Сделать это? Или НЕ должен?

— Что Вы делаете? — ужаснулся Иккинг. — ТелО’Хран… СТОЙТЕ! Что Вы делаете? Значимус! Значимус!

Казалось, Значимус не слышал его. Он продолжал говорить сам с собой тем же ужасным голосом, снова и снова, что-то об обещании, которое он должен был сдержать.

На нём была защитная маска Огне-Костюма, и нельзя было разглядеть его лицо или глаза, что казалось ещё более ужасным, а лунный свет отблёскивал на остром, как бритва, металле его мечей.

Это был жуткий момент.

Руки Значимуса задрожали.

Он опустил их.

Он остановился.

— Я НЕ должен, — решительно проговорил Значимус.

И тут что-то вылетело из-под простыни и с силой цапнуло Значимуса в бедро острыми сонными маленькими дёснами.

Значимус завопил от боли и уронил один из своих мечей себе на ногу.

— ЭТТТИ Н-Н-НЕЛЕПЫЕ! — пару минут возмущался Беззубик, сонно метаясь по комнате. — МОЖЕТ ЛИ Д-Д-ДРАКОН ЗДЕСЬ ПО-С-С-СПАТЬ? ВЫ ЛЮДИ ТАКИЕ Ш-Ш-ШУМНЫЕ! ТАКИЕ ЭГОИСТИЧНЫЕ! ВСЮ НОЧЬ НЕ ДАЁТЕ СПАТЬ БЕДНОМУ Б-Б-БЕЗЗУБИКУ…

Потом Беззубик заполз назад под покрывало и мгновенно провалился в сон.

Иккинг выпрыгнул из кровати, выхватывая сразу же свой меч из ножен.

Значимус прыгал по комнате, держась за ногу и бедро.

— Ой-ой-ой-ой-ой-ой-ой… — вопил Значимус.

Опасный момент прошёл.

Весь пыл вышел из Значимуса.

Он снял маску Огне-Костюма и теперь, в лунном свете, он больше не казался Иккингу страшным.

Он всё ещё был довольно зелёным из-за своей болезни и выглядел очень усталым.

— Я не могу это сделать, — сказал Значимус. — Я дал своё честное слово Героя, что я убью тебя, но я не могу это сделать. Это не правильно…

— Так Вы имеете в виду, — спросил поражённый Иккинг, — Вы — мой ТелО’Хран, и Вы пытались Убить меня?

— Да, так, — сказал Значимус. — Я дал обещание.

Иккинг истерично рассмеялся.

Почему-то это было очень похоже на Стоика, случайно нанять ТелО’Храна, который, как предполагалось, заботится о его сыне, но на самом деле пытается Убить его.

— Но КОМУ Вы обещали убить Меня? — прошептал Иккинг. — И зачем меня вообще убивать?

Значимус Исключительный вздохнул.

— Вижу, мне придётся рассказать тебе свою историю, — сказал он.