После того как мы вышли с ныне покойным паном из Северных ворот, пошли в лесок, я, конечно, уговаривал его одуматься. И если бы, случись такое чудо, он согласился, вздохнул бы с облегчением и с удовольствием выпил с ним мировую. Но это не объясняло того равнодушия, с которым убивал пленных. Понятное дело, их необходимо было убить. Другого выхода после начала боя не было. Но почему не испытывал никаких эмоций? Как будто тренировался на манекенах в специальном зале. Приходилось бывать в таком – нашему инструктору удалось провести нас по блату несколько раз. Зацепившись за слово «манекены», начал думать: а воспринимал ли своих бывших противников как живых людей во время нашего общения? Порывшись в своем сознании, вынужден был констатировать, что нет, не воспринимал.

Поставленный вопрос поднял более широкую проблему: а как я воспринимаю окружающих людей, кто они для меня? Ненадолго задумавшись над этим, перебирая в памяти ощущения и события, все, что происходило, мои реакции, пришел к неутешительному выводу. Подсознательно все, что происходит со мной, воспринимается как спектакль, сон, игра, все ощущения пропитаны дымкой иррациональности происходящего. В этом сне ко многим персонажам уже испытываю искренние чувства, стараюсь поверить в реальность окружающего меня мира. В эти моменты ощущения практически не отличаются от испытываемых в прежней жизни. Но даже тогда между мной и этим миром существует невидимый барьер, не позволяющий слиться с ним, ощутить его всеми чувствами. И этот барьер объективен.

Перенос сознания не может быть полным, что-то безвозвратно теряется по дороге, компенсируется в новом теле через функции прежнего хозяина. Это «что-то», потерянное, находится на самом нижнем уровне, там, где сознание соединяется со спинным мозгом.

Если пользоваться терминами программирования, мое сознание существует в Богдановой голове в виде – назовем это – «программной эмуляции», соединенное с внешними устройствами (руками, ногами и т. п.) при помощи программных интерфейсов, созданных после вселения. Ведь мои интерфейсы потеряны вместе со старой оболочкой, а напрямую подключиться к Богдановым не всегда получается.

И если самые важные функции – реакция на опасность, контроль окружающей среды – работают отлично, практически напрямую взаимодействуя со спинным мозгом, то более тонкие настройки восприятия окружающей действительности, не влияющие непосредственно на безопасность, уже имеют более сложный интерфейс. Поэтому и возникает это ощущение сна.

Ведь во сне наше сознание, рисуя виртуальную реальность, создает эмуляцию себя самого, помещая себя в созданный мир в качестве действующего объекта. Точно так же оно создает программные интерфейсы, позволяющие эмуляции получать ощущения из созданной реальности и выполнять в ней какие-то действия.

Так же и боги в наших легендах, когда хотят ощутить кожей, какой же это мир они сотворили, работая шесть дней от зари до зари, создают своего аватара в этой реальности, свою эмуляцию в созданном мире – и стараются ощутить на своем лице порыв свежего ветра. Скорее всего, им так же, как и мне, не удается уйти от ощущения, что все происходящее вокруг – это только сон…

А моя расслабленность на базаре, увлеченность идеологической работой и игнорирование самых элементарных норм безопасности объясняется тем, что именно тогда возникло ощущение чего-то реального, привычного, знакомого по прошлой жизни. Когда люди просто стоят и травят байки. Исчезло ощущение сна, нереальности происходящего, в котором жил все эти дни. Захотелось просто расслабиться, пытаясь ощутить это живое, настоящее чувство сопричастности с окружением, единства с этим миром, столь редко посещающее меня.

Толчок в плечи и последующий диалог вновь погрузили меня в нереальную пьесу, заставляя играть новую роль. В этой пьесе странные персонажи играют в странную игру – кто кого первым убьет. И все, чего мне хотелось, – это поскорее покончить с текущим актом пьесы, а в антракте вновь попытаться почувствовать реальность. Почувствовать ее спинным мозгом, а не повторять постоянно, что все это не сон, все происходит на самом деле.

К сожалению, даже того, что удалось выяснить про себя, пользуясь этой скучной дорогой и парой непонятных фактов, было достаточно, чтобы серьезно задуматься – как жить дальше. Но сразу подумать над этим не получилось. Богдан, забросив рубку лозы и лук, вырвал меня на поверхность сознания, однозначно сигнализируя, что впереди, с его точки зрения, нас ждут неприятности. Привыкнув к тому, что Богдан пока еще не ошибался, а в таком деле, как разведка, лучше три раза ошибиться, чем раз что-то проморгать, даже не пытаясь проверить, что же смутило чувствительного юношу, сразу обратился к Сулиму:

– Стой, Сулим, глянь добре, не пойму я, не нравится мне там впереди, а что не нравится – разобрать не могу.

Сулим не стал даже вглядываться. Развернувшись к обозу, он громко закричал:

– Всем стоять, возы вплотную, зброю в руки!

В Спарте любой бы сразу признал, что Сулим – это их человек. Встревоженный купец с парой своих охранников поскакал к нам, а возницы похватали щиты и копья, лежащие рядом с каждым на телеге.

Внимательно вглядываясь в чащобу по обе стороны дороги, ничего подозрительного не замечал, поэтому решил воспользоваться проверенным методом. Вытягивая руку в направлении предполагаемой цели, освобождая сознание, давал Богдану возможность указать на потенциальную опасность. Естественно, все начали вглядываться в указанном направлении. Один из охранников купца буркнул:

– Даром крик подняли, нет там ничего.

Тронув своего коня, он попытался поскакать вперед. Сулим молча выдернул лук и пустил несколько стрел в направлении, которое всем уже указал Богдан и где мы по-прежнему ничего интересного не видели.

– Щиты! Назад! – так же многословно продолжил командовать Сулим, прикрывшись щитом и заставляя коня пятиться.

После его выстрелов лес наполнился криками и движением. Несколько стрел ударили о наши щиты, несколько пролетели рядом. Потом все затихло.

– Убежали, – удовлетворенно промолвил Сулим, тронул своего коня и поскакал вперед, а мы, с опаской прикрываясь щитами, двинулись за ним.

Разбойниками командовал кто-то неглупый. Поняв, что внезапная атака сорвалась, благоразумно отступил, а не стал лезть под стрелы и копья готовых к отпору противников.

– Чего встали? Ждете, когда обратно вернутся? Давай вперед помалу! – Сулим не на шутку разговорился после происшествия. – Иван, как проедем, найдете деревья подпиленные – и повалите.

После этого приключения, если это можно так назвать, монотонная дорога покатилась дальше. Можно было додумывать недодуманные мысли. Если подытожить, вырисовывается следующая проблема. Из-за того, что мое сознание вторично в этом теле, внешние ощущения доходят до меня частично искаженными. Искаженные – не совсем удачный термин, лучше назвать их неадекватными, есть такое слово.

Подсознательно меня постоянно тянет в активные действия – по максимуму загрузить голову текущими проблемами, чтобы не думать о том, что произошло. Ощущение нереальности происходящего значительно притупляет инстинкт самосохранения – и очередное приключение тут как тут, причем степень риска практически не оценивается. Бороться со всем этим могу только контролем и проверкой эмоций на соответствие обстановке.