что под рукой не оказалось отмычки. Это такая длинная проволока, чтобы открывать запертые автомобили. Мама у нас очень забывчивая и постоянно оставляет где-то ключи от своего джипа. Но отмычка слишком длинная, её не спрячешь в кармане шпионской жилетки, и обычно мы с Хрустиком используем упругую проволочку как стартовый ускоритель для запуска на орбиту его истребителей из «Звёздных войн».

Я подошла к водительской двери, где стоял Хрустик. Заслонила глаза от солнца и всмотрелась внутрь фургона. И что теперь?

Хрустик обежал кругом к пассажирской двери.

– Она открыта! – воскликнул он, и дверь распахнулась.

– Отпирай заднюю дверь! – велела я.

– Берегись! – закричал Батлер.

А он-то что здесь делает? Муравьи у меня внутри снова проснулись и начали танец войны.

– Живодёр – он возвращается! – Батлер показал в сторону парка.

Мысли мои метались в полном расстройстве, пока я торчала на месте, глядя, как Хрустик метнулся к задней пассажирской двери.

– Эй, вы что тут делаете? – ошарашил меня грубый голос. – А ну, кыш отсюда! – С дальнего края стоянки к нам на всех парах нёсся агент Пинкертон Киллджой.

Хрустик открыл заднюю дверь и исчез. Я так и эдак пыталась заглянуть внутрь, но никого не увидела. Наверное, он укрылся за спинками сидений.

– Хрустик, вылезай оттуда! – закричала я. – Киллджой идёт! – я побежала в другую сторону, но меня поймали. Сердце колотилось так, что готово было выскочить из груди. Кажется, я даже видела, как оно пробивает мне грудную клетку.

– Что ты тут делаешь? – От жилетки рукава! Да такое дыхание и лошадь повалит! – Ты же дочка О’Рурков!

– А вы агент Службы охраны животных Киллджой. – Я замерла, не в силах вырваться из его хватки.

У Киллджоя почему-то сделался растерянный вид. Он что, по-английски не понимает? Он то открывал, то закрывал рот.

Я скривилась, не в силах подавить отвращение. Ну, это он понял.

Он ещё крепче ухватил меня за руку и потащил к пассажирскому сиденью своего фургона.

– Я уже предупреждал вашу маму, что однажды прикрою ваш контактный зоопарк на Лимонных холмах. В контактных зоопарках разрешается держать только домашних животных, а не диких.

– Отпустите меня, грубиян! – закричала я. (Я видела такое по телику.) – У меня есть права, а вы всего лишь живодёр, а не офицер полиции!

Он уставился на меня так, будто я заговорила на клингонском[7].

– Тебе помочь? – откуда ни возьмись возник Батлер.

– Без тебя обойдусь. – Я наконец вырвалась из хватки Киллджоя. Но как же Хрустик? Могу ли я вызволить и его? – Хрустик! – закричала я.

– Предупреждаю: держитесь подальше от моей машины. – Киллджой замахнулся на нас своим жутким шестом. – Если я снова получу жалобу на сбежавших животных или кто-то из ваших дикарей кого-то поранит, прикрою вас как миленьких!

– Ни за что! – я так разозлилась, что буквально плевалась словами.

– А тогда что ты здесь вынюхивала? Опять у вас кто-то удрал?

Ага! Значит, он пока не нашёл Аполлона!

– Пошли отсюда, Кейси. – Батлер положил руку мне на плечо. – Ну его.

– Если у вас опять удрал кто-то из диких животных, я непременно узнаю. А когда узнаю…

Кажется, муравьи поднялись прямо ко мне в голову и предприняли ещё одну атаку. В мозгу меня всё перемешалось, как в муравейнике, пока я плелась за Батлером к внедорожнику. Его брат сидел на водительском месте, слушая свой хип-хоп и кивая в такт музыке.

– Ох, нет! – Я в ужасе смотрела, как агент Киллджой рывком трогается с места. – Хрустик, – у меня перехватило горло. – В фургоне остался мой брат!

8

Собачьи бисквиты

Я ничего не могла поделать: надо было возвращаться домой без Хрустика. Как я признаюсь маме, что потеряла младшего брата? Меня корчило при одной мысли о том, что устроит Стинкертон Киллджой, когда обнаружит Хрустика в своём фургоне. Меня начинала бить дрожь и охватывал холод. Всё, всё кругом шло прахом. Пожар, папин уход, пропажа Аполлона, и вот теперь Хрустик застрял в фургоне. Впервые в жизни я была ужасно, по-настоящему испугана. Не за себя – за Хрустика. Да, он часто бывает доставучим, но у него огромное доброе сердце – слишком большое для такого малыша. И зачем я только велела ему проверить фургон? Это я виновата, что он угодил в лапы Киллджою. И я должна его спасти. Но как?

– Наверное, лучше будет отвезти меня домой, – сказала я.

– Может, позвонишь маме? – Батлер протянул мне сотовый телефон. Если сотовый есть у Батлера Пателя, почему я не могу тоже иметь такой? Мама возражает, что я слишком мала – но в конце концов, я уже почти подросток.

– Неа. Лучше я так скажу, – отказалась я. Потому что если я позвоню, то придётся объяснять, почему я до сих пор не дома и почему со мной нет Хрустика. Если я чему-то и научилась за двенадцать лет нелёгкой жизни, так это тому, что историю следует проработать, прежде чем излагать маме. Папа обычно говорит: «Разум убеждает; он не кричит и не воет». То есть, иными словами, он велит мне замолчать.

– Ты сама-то как? – Батлер достал блестящую жестяную коробку с яркими леденцами. Они походили на слизняков и прямоугольные кусочки мела. – Вот. Вкусняшка – это то, что нужно.

Вряд ли мама с этим согласится, но я взяла липкий прямоугольник. Пожалуй, можно позволить себе полакомиться, прежде чем я вернусь домой, к капустным чипсам.

– Чего?

– Бадам барфи, индийские конфеты. Это моя мама делает. – От улыбки у Батлера осветилось всё лицо. – Она открывает кондитерскую.

– Ты сказал барфи? – Я уже открыла рот, чтобы положить конфету, как нас отвлёк стук в окно. Я уронила лакомство на пол. Я подняла глаза и увидела Хрустика, прижимавшего к себе комок шерсти, облепленный грязью.

– Хрустик! – Ещё ни разу в жизни я так не радовалась при виде своего младшего брата. А он с гордой улыбкой поднял грязного щенка, словно самый драгоценный приз.

– Я его спас!

Я отворила заднюю дверь, и Хрустик забрался в салон, прижимая к себе щенка.

– Бедняжка ранен, – сообщил он. – Наверное, наступил на острый камень или стекло, – и Хрустик показал кровоточившую лапку.

– Но как ты удрал? – недоумевала я. Я осмотрела ранку. Ничего страшного.

– Удрал?

– Как ты выбрался из фургона Киллджоя?

– А я туда и не лазил. – Хрустик пожал плечами. – Я как увидел, что Аполлона там нет, так сразу побежал спасать этого малыша, – и он прижался лицом к грязной шёрстке.

– На вот, перевяжи ему пока лапу. – Оливер снял