В нижнем зале башни челядь графа получит ужин не менее чем из трех блюд, а те, которые сидят за высоким столом, и из шести. Оливер мог занять место у самого деиса и есть, пока не лопнет, будь на то его воля. Однако воля его решительно возражала против пиршества в зале с гарниром из напыщенных мин Бардольфа, поэтому рыцарь решительно повернулся спиной к башне и направился в лагерь. Он миновал несколько дымящих костров и палаток, пока не остановился перед одной из них.

Гавейна не было видно, однако их гнедой и серый – оба мордами в торбах – были привязаны здесь. На корточках у огня сидела очень пожилая женщина и мешала варево в котелке. Одежда ее была простой, из домотканой шерсти, но чистой. Лицо покрывали глубокие морщины, оно постоянно кривилось из-за легкого подрагивания мышц на левой стороне. На подбородке торчали жесткие волосы, а в углах рта на верхней губе росли усики, однако черты лица были тонкими, а глаза – живыми и блестящими.

– Я уже отчаялась тебя видеть, мальчик мой, – громко воскликнула она и вытряхнула из миски в котелок подготовленных для варки выпотрошенных и лишенных кожи угрей.

В голосе женщины не было ни следа старческого дребезжания. Он звучал гораздо моложе, чем можно было судить по лицу.

– Гавейн ушел в город искать блюдо, которое ему больше по вкусу. Ее зовут Эвелин.

Оливер фыркнул:

– На прошлой неделе ее звали Хельви. Гавейн сыплет лживыми обещаниями с такой скоростью, что успел засеять бы акров пять.

– Ох-хо. Это все война. Из-за нее люди живут одним днем, ведь следующего может и не быть.

Женщина решительно помешала в котле. Ее руки были гладкими и прямыми, с короткими чистыми ногтями. По ним трудно было сказать, что их обладательнице уже семьдесят четыре года, разве что левая слушалась не очень хорошо. До удара, случившегося прошлой зимой, эта старушка сохраняла отменное здоровье.

Оливер знал Этель всю свою жизнь. Она приняла его и брата Саймона и занимала в доме Паскалей видное положение в качестве няньки, знахарки и повитухи для жителей замка и деревни. Именно Этель когтями и зубами боролась за то, чтобы спасти Эмму и ребенка – слишком большого для ее узких бедер. Когда же все усилия оказались тщетными, она сильно горевала. Больше детей в замке ей принимать не довелось, потому что жена Саймона оказалась бесплодной. Когда род Паскалей лишили земель, жена нового фламандского лорда объявила Этель английской ведьмой. Ей пришлось бежать, чтобы спастись от петли. Вполне обычная история… Бристоль полон такими беглецами.

Оливер сел на небольшой стульчик и уставился на пар, поднимавшийся от котла.

– Гавейн рассказал, что случилось в Пенфосе?

– Ох, да, рассказал. – Этель покачала головой и провела языком по зубам. Большинство из них время сточило до самых корней: немало лет ела она грубый хлеб из едва растертой жерновами муки, больше похожей на крупу. – Горе-то какое… Нет больше безопасности. Сидишь в деревне – придут солдаты и ограбят, сбежишь в город – его тоже сожгут, либо вор уведет последний пенни – подыхай с голоду. Ты, небось, и не знаешь, кто это сделал-то?

– Банда с главарем на коне каштановой масти, – пожал плечами Оливер. – Таких тысячи.

– Эх, тем жальче, – вздохнула Этель, затем метнула в рыцаря острый взгляд из-под густых бровей. – Гавейн говорил еще о женщине и мальчике, которых вы забрали оттуда. Последний незаконный сын старого короля Генриха, а?

Она разложила готовых угрей по двум мискам, и, пока они ели, Оливер рассказал все, что знал о Ричарде и Кэтрин. По мере рассказа лицо Этель становилось все более задумчивым. Она одобрительно кивнула, услышав о целебном отваре, а при упоминании о красных чулках и манере молодой женщины садиться на лошадь в уголках глаз старухи собрались веселые морщинки.

– Необычная молодка, – заметила она, глядя, как Оливер выскребает последние капли с дна миски. – Замужем?

– Вдова, – он облизнул ложку. – Потеряла мужа три года назад.

Этель что-то сочувственно пробурчала и добавила, постучав ложкой о колено:

– Ты ведь не бросишь ее с парнем, а? А то ведь вроде доставил уж в безопасное местечко.

– Конечно, нет! – Оливер взглянул на нее с раздражением, потому что несколько рассердился на колкость, хотя в душе прекрасно знал, что ворчит Этель скорее по давно укоренившейся привычке, а не потому что сомневается в его моральных качествах. Очень уж хочется старушке хоть изредка сталкиваться с чем-нибудь добропорядочным в забывшем достойные пути мире. – Я буду навещать их при любой возможности, пока они не устроятся как следует.

– Не забудь, мой мальчик, – сказала Этель таким тоном, будто он до сих пор носил короткие штанишки, но больше подкалывать не стала.

В глазах ее, правда, был подозрительный блеск, однако что он значил, Оливер с уверенностью сказать не мог. Старая няня всегда была себе на уме. И это стало одной из причин, по которым новый фламандский лорд Эшбери вышвырнул ее из домика, который лепился к самой стене замка.

Поблагодарив за ужин, Оливер поднялся на ноги и собрался было уходить, но в тот момент, когда он приглаживал руками волосы, из тени выступила фигура молоденькой прачки из замка. У нее было круглое веснушчатое лицо, похожее на яблоко, да и сама она вся напоминала собой крепкое яблочко, портили дело только красные шелушащиеся руки.

Заметив рыцаря, девушка замялась и чуть было не убежала прочь, но старуха подняла вверх указательный палец, чтобы та подождала, порылась в кожаной сумке у своей скамеечки и извлекла из нее узел, связанный из двойной крученой шерстяной пряжи трех цветов, а также льняной кулечек, горловина которого была затянута красной ниткой.

– Не обещаю, что это поможет, Вульфрун. Оно не всегда действует. Однако в свое время у меня было больше успехов, чем неудач.

Девушка покосилась на Оливера и быстро выхватила предметы из рук Этель, вложив ей в ладонь монетку.

– Только твердо помни, что сперва надо попросить помощи у святого Валентина, да смотри, не забудь! – сурово добавила старуха. – Кстати, не забывай втирать мазь, которую я дала тебе для рук.

Девушка молча кивнула, еще раз покосилась на рыцаря и поспешила прочь.

Этель скрестила руки на груди и фыркнула:

– Есть тут паренек, за которым она бегает. Угольщик у задних ворот.

– И ты веришь, что она поймает его с помощью любовного узла и прочих приворотов? – Оливер посмотрел на старую няню весьма разочаровано.

– Может, поймает, а может, и нет. Причем даже с помощью настоящей любви, которая летит напролом, как гончая собака по следу, – Этель деловито сунула монету в кошель на груди и добавила, поскольку Оливер по-прежнему не сводил с нее глаз. – Это в любом случае не повредит, а меня зато накормит.

– А как быть с тем, что тебя выгнали из дому за колдовство?

– А почему, по-твоему, я велела ей заручиться покровительством доброго христианского святого? Кроме того, так ведь повсюду принято. Любая знахарка зарабатывает себе на хлеб с помощью волшебных узлов и любовных напитков. Их можно купить где угодно. Покажи мне хоть одною моряка, у которого в куртке не было бы узла, связанного собирательницей трав, чтобы получить власть над ветром, или хозяйку самого крошечного домика, у которой нет нити, выкрашенной кровью, текшей из носа. – Этель ласково потрепала Оливера по руке. – Я держусь в границах дозволенного. Этот сукин сын Одинел Фламандец – чтоб ему мужской силы лишиться! – выгнал меня из дому, потому что я не признала его лордом Эшбери. Глаза Этель гневно заблестели.