— Сеньор Алшами — ваш отец?

— Он мой муж, — ответила она.

— Он надолго уехал?

— Я не знаю. Его нет уже две недели. Иногда он отсутствует по два месяца. Он не любит рассказывать о своих поездках.

— Разумеется. — Я еще раз обвел глазами магазин и достал из кармана пустой футляр из-под ножа для бумаги Абу Сейфа. — Не знаете, где можно найти нож, который подошел бы к нему?

— Думаю, их везде продают. Но… может, у брата моего мужа. В его магазине. В Альбаисине. — Она посмотрела на меня, затем на часы, висевшие на стене, и пожала плечами. — Сейчас я закрываюсь — время молитвы. Но я напишу вам адрес. Это рядом с церковью Святого Николая. — Она написала детским почерком название улицы. — Где вы остановились?

— Пока нигде.

— У вас есть машина?

— Нет.

— Хотите, я отвезу вас в этот магазин? И я знаю место, где можно остановиться. Встретимся здесь, около магазина… в четыре часа?

— Как вас зовут?

— Пилар. — Она пожала мне руку, задержав ее на несколько мгновений в своей.

— Пилар, — повторил я. — Мусульманское имя?

— Нет, испанское. Но я мусульманка, как и мой муж.

В магазине сотовых телефонов я купил испанскую сим-карту для мобильного телефона, потом уселся в кафе под открытым небом, заполненном рабочими-строителями. Напротив, рядом с кассой, был стенд с открытками — достопримечательности Гранады, которые я еще не осмотрел, виды Альгамбры, Хенералифе, Двора львов. В Боснии я часами слушал проповеди о величии мусульманского мира и о Гранаде. Когда Европа переживала мрачное Средневековье, у мусульман здесь было время расцвета. Но потом они как-то постепенно утратили былую славу. Возможно, христиане оказались более жестокими, безжалостными и голодными. Возможно, просто их время кончилось. Их поставили на колени и разбили на мелкие племена. Это было пятьсот лет назад, но им уже не суждено было по-настоящему подняться.

Большая часть открыток рассчитана на водителей грузовиков, которых не особенно волновали достопримечательности Гранады. На них были изображены женщины с огромными, как подушки, грудями, вылезавшими из крошечных бикини; девушки с голыми попками на пляжах Андалузии, пенисы со смешными нарисованными на них рожицами. «Вива, Испания!»

В «Джамп-старт» зазвонил телефон. Трубку взяла не Бетси.

— Рут? — спросил я. — Моя жена здесь?

— У нас сейчас завтрак в самом разгаре. Разве ты не знаешь? — удивилась Рут, которая была лучшей подругой Бетси в ресторане. — Это ты, Курт?

Я повесил трубку. Я мог перезвонить сегодня вечером или завтра. Не стоило спешить.

* * *

Стальная дверь магазинчика была заперта. Даже под конец дня солнечный свет, отражавшийся от белого здания из шлакобетонных блоков, слепил глаза, отчего зрачки превращались в точки — голова просто раскалывалась от этого света. Я постучал еще раз. К моему облегчению, замок загремел — кто-то вставил в него ключ изнутри.

— Adelante Un momento, por favor,[9]— сказала Пилар.

— Спасибо, — ответил я. — Так мило с вашей стороны.

В темноте магазина я едва различал ее силуэт, лица не было видно совсем. Она закрыла дверь и потянулась к выключателю, но очень медленно, словно чего-то выжидая… но чего?

— Не двигайся, — раздался мужской голос позади меня. — Стой, где стоишь!

Я, разумеется, оглянулся. Но выстрел из дробовика отбил у меня всякую охоту делать это, и я застыл как вкопанный. Что-то посыпалось из мешка, стоявшего у стены.

— Мне не хотелось бы убивать вас, — сказал мужчина с фальшивым британским акцентом. — Но вам придется ответить на несколько вопросов.

— Вы — коп? — спросил я, пытаясь рассмотреть его лицо, но не мог.

— Что вам нужно от Бассама Алшами?

— Помощь, — с готовностью ответил я.

— Я вам не верю. Где вы взяли ножны?

— У Абу Сейфа.

— Он умер.

— Нет! Когда?

— Не ты задаешь вопросы, — оборвал меня мужчина.

Я по-прежнему не мог разглядеть его лица и сконцентрировал все внимание на направленной на меня двустволке. Двустволка двенадцатого калибра на два патрона. Один уже израсходован. Я прикидывал расстояние между нами, когда мне на голову обрушился прут. Удар отшвырнул меня в глубь помещения. Била женщина, еще и еще, подаваясь всем телом при каждом ударе. Я опустился на колени. Ружье по-прежнему смотрело мне в живот. Оно было слишком далеко, чтобы я мог дотянуться до него, но достаточно близко, чтобы при выстреле меня разорвало пополам.

Страх обостряет восприятие, и теперь я вдруг вспомнил, как сладко пахли специи, почувствовал, как остро горячей волной желчь обдала желудок, ощутил солоноватый вкус крови разбитой губы и плитку пола, холодившего щеку.

— Ну-ка сядь! — скомандовал мужчина. — Чего развалился!

Я хотел выполнить его приказ, но всякий раз, когда я пытался это сделать, железный прут опускался мне на плечи или на поясницу.

— Сядь! — крикнул он снова, и я заметил, как он подал женщине знак остановиться. Я перекатился на спину, радуясь, что могу подчиниться ему, и медленно сел. Я посмотрел себе на ноги, удивляясь, что все еще чувствую их.

Мужчина передал оружие женщине. Она взяла его с удивительной легкостью и намного ловчее его. Мужчина хромал. Поначалу я этого не заметил. Быстро, насколько позволяла хромота, он направился в глубь магазина. Очень сильная хромота. Оба-на! Он волок что-то большое и круглое. Хромота стала еще заметнее. Да он просто калека. Я улыбнулся.

— Положи руки на бедра, — скомандовал он.

Я подчинился.

Меня сдавила шина, прижав руки к телу.

— Я знаю, что ты чувствуешь, — заговорил мужчина, — тобой начинает овладевать паника.

Концом стального прута он ткнул насаженную на меня шину. Я упал, как тряпичная кукла, набитая ватой, и мгновение спустя я попытался изогнуться, чтобы ступни, колени и плечи нашли опору на покрытом плиткой полу. Женщина положила ружье между двух больших раскрытых мешков и взяла железный прут. Она со всей силы била им меня по плечам и рукам, нанося удары снова и снова. Затем стала молотить меня по шее и голове, словно хотела вбить меня в пол. Я не мог защищаться и грохнулся лицом об пол. Шина давила на диафрагму, и я не мог вдохнуть. Поток воздуха был перекрыт. Мной действительно овладела паника. Я даже не мог пошевелиться.

— Тебе повезло, — продолжил мужчина. — Я хочу задать тебе несколько вопросов. Когда со мной вытворяли подобное, мне никто не задавал вопросов. Поэтому я не мог дать ответов, которые бы положили этому конец. Так что тебе повезло.