Стоя на пороге, я оглядел внутренний дворик, бассейн, двор. Никаких следов Ваксса.

Мир вновь замер. Поверхность воды в бассейне гладкостью не отличалась от листа стекла.

Пока я читал, серые облака затянули небо. Они не громоздились, не налезали друг на друга, выглядели плоскими и неподвижными, как слой краски.

Поскольку мы жили в самой безопасной части городка с крайне низким уровнем преступности, то днем никогда не запирали двери, которыми пользовались чаще всего. Я дал зарок, что отныне все изменится.

Поставленный в тупик столь внезапным вторжением Ваксса, я закрыл створку французской двери, запер саму дверь на врезной замок.

Тут же осознал, что критик, возможно, не просто прошел через дом. Если он ушел через маленькую гостиную, то войти он мог где угодно… и мог причинить какой-то вред.

Занятый научными изысканиями, Майло находился в спальне в компании Лесси.

Пенни, в своей студии на втором этаже, рисовала сову с широко посаженными глазами и острым клювом, которая в ее последней книге охотилась за отрядом героических мышей.

Хотя собака не гавкнула и никто не вскрикнул от боли или ужаса, мое воображение тут же нарисовало самый невероятный сценарий, с отрубленными головами и перерезанными шеями. Наш мир, в конце концов, захлестнут насилием, и очень часто вечерние новости страшнее самого кровавого фильма.

Я поднялся на второй этаж по черной лестнице, перепрыгивая через ступеньку.

Дверь в спальню Майло я нашел открытой, мальчик сидел за столом, живой, в окружении всяких электронных штучек, в которых я разбирался меньше, чем в древних каменных плитах с вырубленными на них рунами.

Лесси устроилась на столе, наблюдая, как работает ее хозяин. Подняла голову, когда я вошел, Майло – нет.

– Ты его видел? – спросил я.

Майло, который мог одновременно заниматься разными делами, совсем как суперкомпьютер «Грей», не оторвался от своих электронных штучек, но спросил:

– Видел кого?

– Мужчину… парня в красном галстуке-бабочке. Он заходил сюда?

– Ты про мужчину с тремя глазами и четырьмя ноздрями? – уточнил Майло, давая понять, что мои шпионские игры в ресторане не составили для него тайны.

– Да, про него, – подтвердил я. – Он сюда заходил?

– Нет. Мы бы испугались, если бы зашел.

– Кричи, если увидишь его. Я сейчас вернусь.

Студия Пенни встретила меня закрытой дверью. Я ее распахнул, ворвался в студию, нашел жену за мольбертом.

Злая сова выглядела, как живая, готовая вспорхнуть с холста. Клюв она уже раскрыла, глаза жаждали крови.

В полной уверенности, что она знает причину моего появления, Пенни заговорила, прежде чем я успел раскрыть рот:

– На тебя напала кофеварка? Или ты опять включил посудомоечную машину и залил кухню?

– Серьезная проблема, – ответил я. – Майло. Пошли.

Она положила кисточку и поспешила за мной. Увидев, что Майло возится с чем-то электронным, а шерсть Лесси не стоит дыбом, облегченно выдохнула и повернулась ко мне.

– Ключевая фраза должна быть веселой. Так лучше.

– Останься с ним, подопри ручку двери этим стулом, когда я уйду.

– Что? Почему?

– Если кто-то попросит тебя открыть дверь, даже моим голосом, не делай этого.

– Кабби…

– Спроси что-то такое, о чем могу знать только я… скажем, дату нашего первого свидания. Он, возможно, не сможет имитировать мой голос… я хочу сказать, он, слава богу, не суперпреступник из комиксов… но береженого Бог бережет.

– Он кто? Да что с тобой?

– В доме чужой человек. Я думаю, он ушел, но полной уверенности нет.

Ее глаза раскрылись, словно у мыши, которую внезапно накрыла тень пикирующей совы.

– Позвони девять-один-один.

– Это не тот незваный гость.

– Других не бывает.

– А кроме того, я, возможно, его выдумал.

– Ты его видел или нет?

– Что-то я видел.

– Так позвони девять-один-один.

– Я – публичная фигура, за копами приедет пресса, начнется цирк.

– Всё лучше, чем тебя убьют.

– Со мной все будет хорошо. Подопри ручку стулом.

– Кабби…

Выйдя в короткую часть коридора второго этажа, я плотно закрыл за собой дверь. Подождал, пока не услышал, что спинка стула стукнулась об ручку двери: Пенни выполнила мое пожелание.

Я знал, что могу положиться на нее.

Здравомыслие утверждало, что известный критик и автор учебников для студентов, такой, как Ширман Ваксс, не может быть психопатом. Эксцентричным человеком – да, странным, но не одержимым мыслями об убийстве. Здравомыслие, в его прежнем значении, как это понимали до нашего просвещенного времени, верно служило мне долгие годы.

Тем не менее со стола в коридоре я схватил высокую, тяжелую вазу с плоским дном и узким горлом. Как и положено спортсмену с плоскостопием, держал ее, как держал бы теннисную ракетку, – неуклюже.

В маленький коридор, помимо комнаты Майло, выходили двери двух гостевых спален, ванной и чулана. Я открыл все двери, заглянул в них, никого не увидел.

Повернулся к длинному коридору, куда выходили двери нашей с Пенни спальни, студии Пенни и еще одной спальни, которую мы использовали, как кладовку, когда услышал донесшийся снизу, из кухни, шум. Он тут же стих, отчего тишина стала более зловещей.

Высоко подняв над головой керамическую вазу, словно участник реалити-шоу типа «Оставшийся в живых», призванный защищать свой дом тем, что подвернулось под руку, я осторожно спустился по черной лестнице.

Не обнаружил Ваксса ни на кухне, ни в маленькой гостиной. Никаких признаков беспорядка тоже не заметил.

Увидел, что дверь в коридор первого этажа закрыта. Не смог вспомнить, что закрывал ее.

Открыв дверь, увидел Ваксса в дальнем конце коридора, выходящего из моего кабинета по правую руку и пересекающего прихожую.

– Эй, – крикнул я ему, – что вы здесь делаете?!

Он не ответил, не посмотрел на меня, просто скрылся в библиотеке.

Я уже подумал о том, чтобы позвонить по 911, но безразличие, с которым Ширман Ваксс бродил по нашему дому, все больше тянуло на проблемы с психикой, а не на угрозу. Называя Ваксса странным, Хамал, скорее всего, указывал на его эксцентричность.

В своих рецензиях он набрасывался на людей со словами, но это не означало, что он способен на физическое насилие. Обычно все оказывалось с точностью до наоборот: те, кто усердствовал в злобной риторике, побуждающей других к совершению преступлений, были трусами и прятались за кустами.