Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Подождите здесь. Я попрошу, чтобы вам принесли что-нибудь поесть и выпить. Его светлость примет вас в ближайшее время.
Она повернулась и направилась к низкой двери, но не успела еще выйти в коридор, как в холле с противоположной стороны появился одетый в черный бархат молодой человек.
–Очаровательна, не правда ли? – с иронией спросил он, кивнув вслед Ларк.
– Несомненно.
Оливер быстро оглядел вошедшего. Среднего роста, блестящие черные волосы, острая бородка и приветливая улыбка на лице. Движения грациозные и спокойные.
Оливер мгновенно почувствовал неприязнь к нему, но быстро взял себя в руки и изобразил такую же очаровательную улыбку.
Молодой человек протянул ухоженную белую руку.
– Добро пожаловать в Блэкроуз-Прайори. Я Винтер Меррифилд, виконт Грэнхэм.
И тут Оливер понял, что это и есть тот самый наследник, враг, который послал наемников, чтобы убить их по дороге.
– Вы очень любезны, милорд. Спасибо за ваше гостеприимство, – произнес Оливер, не переставая улыбаться, – мы уже успели почувствовать его на своей шкуре.
Винтер Меррифилд подошел к камину и остановился, облокотившись на массивную полку. Длинный, с высоким сводчатым потолком холл, похоже, когда-то служил трапезной. Стены украшали вырезанные из камня фигуры, чьи лица невозможно было рассмотреть под слоем столетней копоти.
– Мы встречались с вами раньше, милорд? – спросил Винтер, внимательно разглядывая висевшие над камином скрещенные шпаги.
– Мы встречались с вашими наймитами, милорд, – отчеканил Оливер.
Винтер повернулся к гостям. На его красивом лице не дрогнул ни один мускул.
– Наймиты? Не понимаю, о чем вы.
Кит посмотрел на Винтера с плохо скрываемым презрением.
–На нас напали, – сказал он. – Госпожа Ларк думает, что это были ваши люди.
– Госпожа Ларк – очень странная особа, – Винтер развел руками. – Она часто становится жертвой собственного воображения. Подозрительная маленькая женщина. Мой отец делает все возможное, чтобы изменить ее, но безрезультатно.
– Она ваша сестра? – задал Оливер давноволновавший его вопрос. При мысли, что Ларк родственница этому холодному типу, по коже забегали мурашки. А вдруг они помолвлены? Он приказал себе не думать о худшем.
Винтер рассмеялся. Его веселье было искренним и странно чарующим.
– Нет.
– Тогда кузина? Воспитанница вашего отца?
– Думаю, можно и так сказать.
–В таком случае вы, вероятно, помолвлены? – с трудом выговорил Оливер.
Винтер расхохотался:
– Милорд, вы так забавны. Ларк не помолвлена со мной, слава богу.
Оливер немного расслабился и сделал вид, что эта тема его не особенно интересует.
Оттолкнувшись от камина, Винтер грациозно подошел к Оливеру и Киту. Его глаза на мгновение дольше, чем требовали приличия, задержались на лице Оливера.
Они не касались друг друга и даже не говорили, но Оливер почти физически чувствовал неприязнь Винтера. Тишина в холле напоминала затишье перед бурей.
– Господа, – на тонких губах Винтера играла улыбка, – я хотел бы спросить о цели вашего пребывания здесь.
Кит сжал руки в кулаки.
– Его светлость сейчас примет вас.
Оливер оглянулся и увидел старого слугу, который делал им знак следовать за собой.
–Простите. – Оливер вежливо поклонился Винтеру.
Винтер ответил таким же учтивым поклоном. При этом его пальцы коснулись рукоятки шпаги.
Оливер нервно мерил шагами спальню Спенсера Меррифилда, графа Хардстафа. Занавеси на высоких окнах почти не пропускали солнечный свет, и длинная узкая комната была погружена в таинственный полумрак. Спенсер только что велел удалиться всем, кроме Оливера.
–Ты мечешься, как загнанныйв клетку волк, – заметил Спенсер спокойно.
Оливер заставил себя замедлить шаг. Эта темная комната, пропитанная запахами тяжелой болезни, напомнила ему первые семь лет его собственной жизни в похожем месте. Только любовь самой удивительной на свете женщины заставила Стивена де Лэйси вывести своего больного сына на свет.
– Я могу открыть занавески? – спросил Оливер.
–Как хочешь. – Спенсер неопределенно махнул рукой. – Врачи утверждают, что солнечный свет губителен для моего здоровья, но я чувствую себя одинаково плохо и ночью и днем.
Оливер отодвинул занавески. Мгновение он любовался видом красивой долины, которую пересекала серебристая лента реки, желто-зелеными полями и лугами.
Затем он повернулся и внимательно посмотрел на человека, который спас его от виселицы и ради которого он оставил все свои развлечения. Дневной свет проникал сквозь оконный переплет, набрасывая черно-золотой узор на вымощенный плиткой пол. Длинные полосы света падали на хрупкого, кожа да кости, старика. У него были всклокоченные седые волосы, резкие черты лица и умные, проницательные глаза.
Он едва ли походил на героя или рыцаря, и все же в нем было что-то из прошлых славных времен. Невольно возникла мысль о могучем уме, который пережил ставшее бесполезным тело.
– Почему вы приказали Киту покинуть комнату, милорд? – спросил Оливер.
– Он нам понадобится позже. Садись.
У Спенсера была очень приятная манера отдавать приказы. Он сразу располагал к себе.
–Я должен поблагодарить вас, милорд, – сказал Оливер. – Вы спасли мне жизнь. Я ваш должник.
–Жизнь невинного человека – достаточная награда для меня, – ответил Спенсер. – И все же я вынужден просить вас о помощи.
– Чем я могу отплатить вам, милорд? Спенсер посмотрел на изножье кровати, гдестоял огромный сундук с висячим замком.
– Возможно, придется нарушить закон. Оливер ухмыльнулся:
– В свое время я нарушил немало законов. Оливера де Лэйси нельзя назвать невинной овечкой. Я действительно принимал участие в мятежах, когда на меня нападало такое настроение.
– Есть люди, которые скажут тебе «спасибо» за это. Дух честного англичанина не должен исчезнуть под каблуками королевских министров-негодяев.
– И я так думаю, – сказал Оливер, радуясь, что в лорде Спенсере нашел единомышленника. – Расскажите мне подробнее о задании.
– Оно опасное и связано с кропотливым поиском нужных документов.
Оливера охватило нетерпение, и он еле удержался, чтобы снова не забегать по комнате. Даже солнечные лучи не развеяли царивший здесь мрак надвигающейся смерти.
–Почему бы вам просто не сказать мне, что от меня требуется?
–Ах, молодость, молодость.—Вголосе Спенсера мелькнула грусть.