точно можно пропихнуть в музыкальный автомат. Давай отправимся туда. Давай останемся там вдвоем».

Присмотрись – и ты увидишь пару волосков, которые остались на резинке, которую ты сорвал с моей головы. Зачем так поступать? Каким человеком нужно быть, Эд? По правде сказать, тогда я не задавалась этими вопросами.

Тогда, когда впервые оказалась там, где ты живешь, там, где ты с разбитым сердцем сейчас читаешь это письмо. В первый раз мы поехали к тебе домой на автобусе после твоей тренировки. Я была разбита и подавлена, потому что не выпила привычную порцию кофе из «Фредерикоса». Я устала скучать, сидя на трибунах, пока ты отрабатывал штрафные броски под присмотром тренера, который яростно дул в свисток и советовал тебе стараться целиться ближе к корзине. Я немного вздремнула в автобусе, примостив голову у тебя на плече, а когда проснулась, увидела, что ты задумчиво смотришь на меня. Ты был весь потный и взъерошенный. Я почувствовала, что из-за сна, даже такого короткого, у меня стало плохо пахнуть изо рта. Сквозь заляпанные, мутные стекла автобуса пробивалось солнце. Ты сказал, что тебе понравилось смотреть, как я сплю. Ты сказал, что хотел бы увидеть, как я просыпаюсь по утрам. Тогда я в первый раз – ну или не в первый, если честно, – попыталась вообразить какое-нибудь необычное место, где это могло бы произойти. Весь колледж знает, что, если наша команда выходит в финал кубка штата, игроки останавливаются в гостинице и тренер за ними почти не следит, но наши отношения так далеко не зашли.

Когда мы попали в дом с черного входа, ты крикнул: «Джоани, я дома!» – и я услышала чей-то голос:

– Ты ведь знаешь правила: не смей со мной разговаривать, пока не примешь душ.

– Побудешь немного с моей сестрой? – спросил ты меня.

– Я с ней незнакома, – ответила я, стоя в гостиной среди диванных подушек, расставленных на полу, словно кости домино.

– Она хорошая, – заметил ты. – Я ей про тебя рассказывал. Поговори с ней о твоих любимых фильмах. И не называй ее Джоани.

– Но ты же назвал ее так, – возразила я, однако ты уже вприпрыжку взбегал по лестнице.

Лишившийся подушек диван, стопки старых журналов, чашка – в комнате царил хаос. Из-за дверей доносилась музыка, которая мне сразу же понравилась, но показалась незнакомой. Мелодия напоминала джаз, но не слишком мудреный.

Я пошла на звук и оказалась на кухне, где, закрыв глаза, с деревянной ложкой в руках танцевала Джоан. На столе виднелись горки нарезанных продуктов. Эд, твоя сестра – невероятная красавица, передай ей это от меня.

– Что это?

– О чем ты? – Джоан совсем не удивилась, увидев меня.

– Прости. Мне нравится музыка.

– Не надо извиняться за то, что тебе нравится эта музыка. Это Хоук Дэвис, песня называется «Чувства».

– Как-как?

– У тебя либо есть чувства, либо их нет. Не слышала про Хоука Дэвиса?

– Ах да, Хоук Дэвис.

– Перестань. Это нормально, что ты про него не знаешь. Ах, где мои юные годы.

Отвернувшись, Джоан снова принялась танцевать. Я подумала, что мне, наверное, стоит вернуться в гостиную.

– Это ты звонила нам однажды вечером?

– Да, – призналась я.

– Подруга, – припомнила мои слова Джоан. – И как тебя зовут, подруга?

Я ответила, что меня зовут Мин и что это сокращение от и так далее.

– Впечатляет, – сказала она. – Меня зовут Джоан. Имя Джоани нравится мне так же, как тебе Минни.

– Да, Эд говорил мне об этом.

– Не верь ни единому слову этого потного грязнули, который в конце каждого чертова дня принимает чертов душ!

Последние слова Джоан прокричала, подняв голову к потолку. Топ-топ-топ – и кухонная лампа со скрежетом закачалась, а со второго этажа донеслись звуки льющейся воды. Джоан улыбнулась, обвела меня взглядом и вернулась к готовке.

– Надеюсь, ты не возражаешь, если я скажу, что ты не похожа на девушку, которая будет часами просиживать на стадионе. Без обид.

– Не похожа?

– Ты скорее… – ших-ших, Джоан пыталась подобрать – ших-ших – нужное слово. Позади нее стояла подставка для ножей. На случай, если бы она назвала меня выпендрежницей, – …интересная.

Я сдержала улыбку. Благодарить за такие слова казалось неуместным.

– Ну, сегодня я, кажется, стала той самой девушкой, что часами просиживает на стадионе, – сказала я.

– Эй! – язвительно улыбнулась Джоан, широко распахнув глаза и подняв нож, словно флажок. – Давай смотреть, как мальчики готовятся к матчу, чтобы потом смотреть на них же на матче!

– Тебе не нравится баскетбол?

– А тебе разве нравится? Как ты провела время на тренировке?

– Чуть не умерла от скуки, – тут же ответила я. Из колонок доносилось барабанное соло.

– Если будешь встречаться с моим братом… – сказала Джоан и покачала головой.

Она шагнула к плите, помешала какое-то томатное блюдо и облизала ложку.

– …Ты с ума сойдешь от одиночества, помрешь со скуки, пока твой баскетболист будет разъезжать по миру и стучать мячом об пол. Так, значит, тебе не нравится баскетбол…

Уже тогда это было правдой, Эд. Уже тогда я задумалась о том, насколько прилично делать уроки или просто читать, пока ты тренируешься. Но так никто не делал. Другие девушки баскетболистов почти не разговаривали друг с другом, а на меня и подавно поглядывали так, будто официант принес им не ту заправку для салата. Но ты изящно махал мне рукой, а потом вы разделились на две команды – в футболках и без, – и я смотрела, как по твоей голой спине стекает пот, и понимала, что все это того стоит.

– …И о музыке ты тоже знаешь немного. Что же ты любишь?

– Кино, – ответила я. – Фильмы. Хочу стать режиссером.

Одна песня закончилась, началась другая. Джоан почему-то посмотрела на меня так, будто я ее ударила.

– Эд мне рассказывал, – добавила я, – что ты учишься на кинофакультете в университете.

Джоан со вздохом уперла руки в боки.

– Да, было дело. Но мне пришлось поменять планы. Выбрать кое-что более полезное.

– Почему?

Из душа перестала течь вода.

– Мама заболела, – ответила Джоан, кивнув в сторону дальней спальни.

Ты ни разу об этом не упоминал даже во время ночных разговоров по телефону.

Но я отлично умею переводить разговор на другую тему.

– Что ты готовишь?

– Вегетарианские шведские фрикадельки.

– Я иногда тоже готовлю вместе с Элом.

– С Элом?

– Мы с ним дружим. Давай, я тебе помогу?

– Всю жизнь, Мин, миллиарды лет я ждала этого вопроса. Надеюсь, ты тоже считаешь фартуки бесполезными, но кое-что я тебе все-таки дам.

Джоан отошла к двери, несколько секунда повозилась с ручкой и положила мне в ладонь резинку. Ты развесил резинки на все дверные ручки в доме.

– Эм…

– Собери волосы, Мин. Секретный ингредиент – это вовсе не твои локоны.

– Из чего же ты готовишь вегетарианские шведские фрикадельки? Из рыбы?

– Рыба – это тоже мясо, Мин. А я беру вешенки, кешью, зеленый лук, красный перец, который еще надо найти, петрушку и овощи, которые ты можешь протереть. Соус я уже приготовила, вон он закипает. Ну как тебе?

– Звучит неплохо, только не очень по-шведски.

Джоан улыбнулась.

– Вообще ни по-каковски не звучит, – согласилась она. – Я просто пытаюсь приготовить что-нибудь, понимаешь? Экспериментирую – вот что я делаю.

– Тогда ты могла бы назвать это экспериментальными фрикадельками, – сказала я, собирая волосы.

Джоан протянула мне терку.

– Ты мне нравишься, – сказала она. – Дай знать, если захочешь почитать мои старые книги про кино. А еще дай знать, если Эд будет плохо с тобой обращаться, – я с ним разделаюсь.

Так что, Эд, думаю, сейчас ты лежишь на одной тарелке с лимоном и чем-нибудь еще. Но тогда ты с растрепанными волосами и босой наконец спустился на кухню в свободной одежде: в футболке с какого-то концерта и в шортах.

– Привет, – сказал ты и обнял меня. Ты поцеловал меня и стащил – ай! – резинку с моих волос.

– Эд.

– Без обид, но мне больше нравится, когда у тебя распущены волосы.

– Сейчас ей нужна собранная прическа, – сказала Джоан.

– Нет, мы же ничего такого не делаем, – возразил ты.

– Вообще-то мы готовим.

– Ты могла хотя бы поставить нормальную музыку.

– У Трустера кишка тонка тягаться с Хоуком Дэвисом. Посмотри телик. А Мин пока поможет мне.

Ты, поджав губы, достал из холодильника молоко, отпил немного прямо из пакета и вылил остатки в миску с хлопьями.

– Ты мне не мать, – сказал ты, видимо повторяя старую шутку.

Твоя прекрасная сестра отобрала у тебя резинку и вложила ее в мою ладонь – словно размякшего червя, ленивую змею или лассо, которым можно что-нибудь заарканить.

– Будь я твоей