Единственная разница между офицерскими и солдатскими уборными была в том, что у офицеров была туалетная бумага.

Солдатам же по утрам приходилось довольствоваться старыми выпусками «Старз энд Страйпс» — эта газетка печаталась в Токио для вооружённых сил США за рубежом.

Перемена в пище, чужой климат и вода вызывали у солдат либо запор, либо, наоборот, заставляли быстро бегать и часто приседать; такие недуги назывались «месть Хо Ши Мина». Кишкам не было облегчения; сфинктеры были либо закупорены, либо не закрывались вовсе. Какого-нибудь промежуточного состояния не существовало, и для достижения хрупкого баланса и регулярности, требовалось время.

Мочились мы в пристроенные к уборным и едко воняющие писсуары. Строились они следующим образом: в земле рылась траншейка, в неё укладывалась труба-футляр из-под ракеты — 3 фута в длину и 4 дюйма в диаметре — так, чтобы два фута выступали над землёй под углом, потом клались камни для закрепления трубы на месте; с одного края трубы крепилась проволочная сетка от окурков, и рядом крепилась табличка — «ПИССУАР ДЛЯ РЯДОВОГО СОСТАВА». Табличка были исписана изречениями посетителей:

Держись крепче — ты схватил за глотку Дядюшку Хо.

Да сосёт этот Вьетнам!

Эрнандес (на дембель 5-го октября 1967 г.)

Бубу я эту армию!

Мы херачим мудаков!

Каждый день в 90-й батальон автобусы привозили новобранцев, и скоро мы уже чувствовали себя «стариками».

— Сколько у тебя вэ-эс? — спрашивал Сейлор у новенького.

— Что это такое? — удивлялся парень.

— Как, разве ты не знаешь? «Время в стране»! Когда ты сюда приехал?

— Сегодня утром.

— Чё-о-о-орт! Sin loi…прости. Мне жаль тебя, солдат!

— Почему это?

— Потому что мне некогда с тобой болтать…ещё 361 день, и однажды после подъёма — извини — меня уже нет!

Мы обменяли «капусту» на сертификаты денежного довольствия — смешные деньги джи-ай, солдатский эквивалент денег во Вьетнаме.

Хождение долларов США было против правил: армия считала, что если доллары начнут вливаться во вьетнамскую экономику, это спровоцирует скачок инфляции в стране.

На легальном валютном рынке доллар стоил 118 пиастров во вьетнамской валюте. Однако по всему Вьетнаму процветал чёрный рынок, на котором можно было удвоить деньги, конвертируя «зелёные» в пиастры в сделках с сомнительными маклерами.

Время еле двигалось. Мы жили от построения до построения и ждали приказ о назначении в какую-нибудь пехотную роту.

Дождь начинался каждый день в 4 часа утра. Много воды и мало свежести.

В пять открывался клуб для рядового состава. Единственное место, куда можно было пойти после нарядов.

Нам выдали расчётные книжки расплачиваться за еду и выпивку. Пиво — «Баллантин» и «Сан-Мигель» — стоило пятнадцать центов за банку.

После нескольких банок пива некоторые начинали щипать вьетнамок-официанток за задницу и предлагали заняться «бум-бум». «Бум-бум» на появившемся во время войны жаргоне означало секс.

К семи часам появлялся вьетнамский ансамбль и исполнял попурри из американских шлягеров: «Одинокий бык», «Чёрное — это чёрное», «Моя девушка» и «Стриптизёрка».

Мы четверо — Сейлор, Саттлер, Сиверс и я — ходили в клуб каждый вечер и протирали штаны с парнями, которых знали ещё по курсу повышенной подготовки пехотинцев. Сдвигали столы, пили пиво, лопали бутерброды с яичницей, трепались о пехотной дивизии, в которую пошлют, и мечтали, как пройдём через войну и на родном берегу — может быть, даже в Сан-Франциско — закатим знатную вечеринку.

Не всем сидящим за столиками предстояло вернуться домой живыми, но говорить об этой очевидности считалось дурным знаком, и мы об этом не говорили.

По прибытии во Вьетнам нам присвоили звание рядового 1-го класса. И на следующие двенадцать месяцев определили доплату в 65 долларов в качестве боевых. Плюс основное жалованье увеличивалось до 110 долларов в месяц, и таким образом наш ежемесячный бюджет составил 181 доллар. Причём подоходный налог во Вьетнаме не взимался.

Действительность войны доходила до нас из-за колючей проволоки по «беспроволочному телеграфу». Наш начальник штаба по учебному лагерю, второй лейтенант Барри Сид, уже был мёртв. Он пробыл в этой стране меньше двух недель.

Провалившись при поступлении в колледж, пылкий лейтенант Сид пошёл в армию получать геройский боевой опыт; он окончил краткосрочные курсы подготовки офицерского состава и духом был велик, да разумом не вышел. Этот офицер, ожидавший продвижения по службе и надеявшийся нацепить на парадную униформу орден «Серебряная звезда» и «Знак пехотинца за участие в боевых действиях», полагал, что получить обе награды быстрее всего во Вьетнаме, в качестве боевого командира.

Эта новость не удивила, лишь нагнала тоску. Имя таким историям о рьяных лейтенантах, безвременно почивших в Юго-Восточной Азии, — миллион.

Сид уехал во Вьетнам сразу после учебки. Его назначили командиром взвода в 4-ую пехотную дивизию, действовавшую в районе Плейку на Центральном Нагорье.

Во время одной из операций у границы с Камбоджей рота Сида наткнулась на хорошо вооружённый вьетконговский батальон. Бой был беспощаден. Одно отделение взвода было отрезано. Связь с ним потеряна. Сид даже не знал, где оно. Поэтому взял другое отделение, сел на БТР и отправился на поиски. Но впопыхах забыл сообщить об этом командиру или хотя бы взять рацию.

Тут же машина попала под орудийный огонь, попав в засаду Вьет Конга. Снаряды разметали машину и всех, кто в ней был.

Подкрепление прибыло на вертолётах и при поддержке артиллерии и ударов с воздуха отбросило врага.

Потерянный патруль нашли. В нём погибли все. Недалеко обнаружили дымящуюся машину Сида: тела обгорели до неузнаваемости — сплошная обуглившаяся масса.

Ошибка Сида была типична. Вся «Дивизия Плюща»[2]получила под зад от Чарли по прибытии во Вьетнам из-за неопытности своих офицеров. Только-только окончив краткосрочные курсы, они не имели никакого опыта командования, не говоря уж о боевом опыте.

Командиры взводов быстро менялись. Они, если оставались в живых, уезжали через шесть месяцев, отбыв половину солдатского срока.

Через неделю пребывания в 90-ом батальоне, чтобы хоть как-то скрасить болезненную монотонность Лонг Биня, мы начали интересоваться своими назначениями.

Личному составу во Вьетнаме разрешалось носить аккуратные усы. Поэтому на второй же день пребывания в стране я начал разводить под носом растительность. Четыре дня спустя мне приспичило побриться после отбоя, в темноте. Забыв об усах, я отхватил левую половину. Пришлось сбрить и правую и начинать всё сначала.

Друзья по пехотной школе один за другим получали назначения и разъезжались по боевым частям. Они так быстро исчезали из батальона, что подчас мы не успевали попрощаться и пожелать друг другу удачи.