задаются вопросом: как она могла не знать, но она подолгу жила вдали от него. Йозеф бил ее, и она цепенела перед ним. Она любила своих детей, но пансион, которым они владели, был хорошим предлогом удалиться от мужа и хоть немного пожить мирно. Розмари была счастливым и нормальным человеком, но в присутствии мужа съеживалась в комок. Можно сказать, она испытывала перед ним ужас».

И все же ее отсутствие стало непереоценимым фактором, который позволил Фритцлю выполнить намеченный генеральный план. Многие ночи он проводил в одиночестве на Иббштрассе и там, когда ему никто не мешал, втайне обдумывал план своей темницы. В лице Розмари он воспитал идеальную помощницу: хрупкое, трусливое существо, изведавшее на себе вспышки его гнева, но не способное освободиться от рабской зависимости. Когда ужасный секрет тайной темницы наконец раскрылся, газеты пестрели заголовками: как могла Розмари не знать о том, что происходило буквально в нескольких футах у нее под ногами? Существовало подозрение, что она каким-то образом была причастна к жуткому совместному помешательству. Полиции было лучше знать: Розмари стала жертвой задолго до Элизабет. Она стала жертвой, когда приняла первое приглашение Фритцля на танец, впервые поцеловалась с ним, впервые разделила с ним ложе. Для нее подобный кошмар стал откровением, потому что она просто не подозревала, что такое зло возможно.

Но оно существовало вполне благополучно, и в редких случаях — очень редких, — когда они спали вместе, билось рядом. «В конечном счете он презирал ее, — объясняет психоаналитик Кетцер. — У него была психопатическая необходимость контролировать ее, а держа ее под контролем, он подготавливал почву для еще более дьявольских замыслов. Любой вызов или возражение со стороны жены встречались вспышкой гнева, раздражительности или твердокаменным молчанием. Если она изменяла обычный стиль поведения, чтобы понравиться ему, то ее новое поведение становилось объектом его ярости. Определение того, что ему нравится, постоянно менялось, и это выводило ее из равновесия».

Фритцль полагал, что с первого же дня обладает богоданным правом контролировать образ жизни и поведение Розмари. Ее нужды или мысли даже не принимались в расчет. Между ними никогда не существовало чувства взаимности и полюбовного согласия. Розмари должна была рано или поздно обнаружить, что все ее связи с друзьями, общественными группами и даже родственниками отныне порваны только для того, чтобы удовлетворить мужа. Даже если подобная деятельность или люди были очень важны ей, она предпочитала избегать их, дабы сохранить мир.

С самого начала их взаимоотношений Фритцль верил, что мнения, взгляды, чувства и даже мысли жены не обладают реальной ценностью. Он дискредитировал их принципиально, а также потому, что она женщина, которую можно легко обмануть. Его психопатия позволяла ему носить маску респектабельности и обаяния на работе, в пансионе, перед официальными лицами, но дома вся семья должна была ходить на цыпочках, чтобы не вывести его из себя. Люди, не видевшие его дома, с трудом бы поверили, что Розмари действительно превратилась в человека, страдающего от эмоционального унижения.

Его поведение повергало в смятение Розмари, потому что сегодня он мог быть любящим, добрым, мягким и обаятельным, а назавтра — жестоким и гневливым. Перемена происходила без предупреждения, и не важно, насколько она старалась улучшить или изменить свои отношения с ним: она постоянно чувствовала себя в смятении, в чем-то не соответствующей, виноватой и лишенной равновесия. Она никогда не знала, что выведет его из себя в следующий раз, и, сколько бы ни молилась, он не менялся.

Эго Фритцля было настолько чудовищным, что он вполне мог считать себя воплощенной добродетелью, терпящей такую жену.

Судя по высказываниям его собственных родственников, Фритцль превратил секс в механистический акт (занимаясь им тогда и где ему этого хотелось), не находил нужным считаться с сексуальным удовлетворением жены, вскоре после свадьбы выказывая все меньшее физическое притяжение к ней; он выражал неудовольствие и даже отвращение при одной только мысли романтически коснуться ее на публике и даже когда они были наедине. Целью этого эмоционального и физического избиения было максимально принизить жену, любой ценой держать ее под контролем. Вопли, побои, угрозы, вспышки раздражения, словесные оскорбления, постоянная критика, нападки, высмеивание женских страданий, слабые попытки смутить ее и заставить усомниться в собственном душевном здоровье, забывчивость, касавшаяся всего, что когда-либо происходило между ними, обвинения, упреки и извращение фактов — такой тактики он обычно придерживался.

Розмари чувствовала эмоциональную привязанность к мужу, позволившую ей прожить с ним более полувека. Пройдет еще много лет, прежде чем она получит уход, в котором нуждалась, и увидится с врачами, которые скажут ей, что она не ничтожество, что у нее есть свои достоинства, что она не заслужила физических и словесных надругательств со стороны мужа. Но тогда будет уже поздно. Из всех жертв Йозефа Фритцля она была наиболее пострадавшей. Ее страдания оказались наиболее продолжительными; она была рабыней супруга, чья чудовищная тирания отбрасывала свою тень на всю ее жизнь.

Глава 3

Как разрешить проблему Элизабет?

В воздухе стоял запах мочи, и каменный пол был холодный. Девочки как можно плотнее заворачивались в спальные мешки; одна пообещала сторожить, пока остальные спят, а потом они будут меняться. Студеный ветер перегонял с места на место хрустящие пакеты и рваные газетные листы, взвивая и унося их вверх, как маленькие торнадо. Беглянки скитались уже целую неделю, и их мечты найти работу и пристанище на деле обернулись жизнью бродяг. Они были грязные, усталые, голодные и окончательно пали духом; Вена оказалась совсем не золотым дном, а неприветливым городом с недружелюбными прохожими и хищными мужскими взглядами. Тушь размазалась по их усталым лицам. Они поклялись завтра же утром найти общественную уборную и привести себя в мало-мальски приличный вид. И все же вокзал был лучше, чем то место, где им приходилось спать три ночи перед этим — в смрадном туалете на краю парка.

Одна из девочек сердилась: ее лицо кривилось от раздражения. Всего несколько дней назад это было похоже на приключение — собраться и убежать. Радостное возбуждение растаяло, как и их скудные средства. «Сама не понимаю, зачем поддалась на твои уговоры, — сказала она. — Думаю, нужно собрать вещи, вернуться домой, попросить прощения и снова зажить прежней жизнью».