этого непревзойденного враля Геббельса, теперешний палач польского народа, и многие другие.

Не надо было быть психиатром и не нужно было двухдневного наблюдения, чтобы установить психопатию Гитлера.

Старый английский психиатр Причард нашел для таких типов определение «моральные безумцы». Он указывал, что эти люди в обществе чрезвычайно опасны: они не умеют сдерживать своих болезненных склонностей и стремлений. Однако, говорил он, они целиком отвечают за свои поступки.

Гитлер ходил по маленькой комнате, неуклюже переваливаясь нa своих толстых ногах и виляя задом. Видно было, что он изо всех сил старается походить на Наполеона. Все его жесты напыщенны и театральны. Его приверженцы вертелись тут же, они с подобострастием выполняли смехотворную церемонию, которой простые смертные должны были приветствовать «фюрера». Это был отвратительный и смешной фарс.

Гитлеру не удалось до конца выдержать позу, которую он принял было сначала. Его, видно, волновал исход процесса. Его адъютанты то и дело бегали в зал суда и приносили ему донесения. Он выходил из себя, истерически кричал на своих молодцов, размахивал плеткой, махал хлыстом, дергался, гримасничал. Потом спохватывался и снова напускал на себя напыщенный вид и разражался монологами самовосхваления.

Все известные снимки Гитлера не дают правильного представления о том, каков он на самом деле. Только в Москве я увидел похожий портрет, это была карикатура в одном из «Окон ТАСС». Он карикатурен в действительности: все лицо в основном состоит из рта и подстриженных маленьких усиков. Рот все время жует, в крошечных глазках нельзя уловить ни малейшей мысли…28.

На третий день процесса Гитлер вошел в зал суда. Тут произошла неслыханная сцена: Гитлер с поднятыми кулаками бросился на Абеля. Рот его был в пене, лицо было перекошено. Как ни был запуган суд, он все же оштрафовал будущего рейхсканцлера за хулиганское поведение.

Тут произошла неслыханная сцена: Гитлер с поднятыми кулаками бросился на Абеля. Рот его был в пене, лицо было перекошено.

Судьям не удалось вытянуть из Гитлера ни одного ясного ответа. Вместо этого он каждый раз начинал нескончаемые тирады об «униженной Германии» и о своей роли спасителя. Он произносил их завывающим голосом, и к концу у него обычно вскипала на губах пена, намокали волосы и судорожно дергались руки. Так истерически завывает он сейчас на всю Германию.

Суд вынес приговор, какого хотел Гитлер: Абеля приговорили к каторжным работам, его самого оправдали.

Однако для Абеля этим дело не кончилось. Через девять месяцев, когда Гитлер пришел к власти, он разыскал Абеля в одной из тюрем и приказал убить его. Так же он расправился со всем составом суда. Еще через год он собственноручно застрелил спящего Хайнеса, который присутствовал при передаче денег от Муссолини. То, что Гитлер забыл обо мне – счастливая случайность. Впрочем, я вовремя бежал из Германии.

Так расправляется со свидетелями своего прошлого не один Гитлер. Это метод всех представителей коричневой банды. Я знаю, как и почему «покончил с собой» мой близкий друг Эдмунд Форстер, психиатр из Грейфсвальдского университета. Во время первой империалистической войны он оказал услугу нынешнему германскому министру культуры и просвещения Русту.

Руст бежал с фронта, симулировав перелом ноги. Но он был разоблачен, дезертира ожидало суровое наказание. Форстер, который был судебным экспертом, доказал, что Руст невменяем. Так Руст избежал кары.

Когда Руст, этот умственный дегенерат, стал министром, наивный Форстер пришел к нему просить ассигнований на научную работу в университете. Свидание ученого и уголовника-министра состоялось. Через два дня был найден труп Эдмунда Форстера и была пущена версия о самоубийстве. Я видел Форстера перед свиданием с Рустом. Я хорошо знал Эдмунда, эту светлую голову, этот ясный ум. Он не мог покончить с собой. Его убили. Единственное его преступление состояло в том, что он был наивен, что он применял человеческие нормы к людям, не имеющим человеческого облика.

Все главари фашистской банды любят хвастаться несуществующими военными подвигами, боевыми ранами, которых они не получали, орденами, которыми их не награждали, победами, которых они не одерживали.

Так, Геринг носил ордена летчика Мильха, которого он в награду за это объявил чистым арийцем, несмотря на то что отец Мильха – еврей. Я знаю эту историю очень хорошо, мне рассказал ее брат Мильха, известный специалист по детским болезням. Я знаю, как Геринг подверг унижению старую женщину, их мать: она вынуждена была по требованию Геринга написать заявление о том, что ее сын – плод измены мужу, что он сын немца, а не еврея.

Я мог бы продолжить описание патологических типов, правящих теперь Германией, и их мерзких дел – достаточно я насмотрелся в Германии, – но от этого тошнит, как тошнит человека, дышавшего чистым воздухом и вдруг попавшего на свалку, где смрад и гниение.

Я дышу теперь чистым воздухом Советского Союза. Я с болью вспоминаю о Германии.

Люди, которым место за решеткой или в сумасшедшем доме, люди, одеждой которых должен быть тюремный халат или горячечная рубашка, еще ходят по земле и отравляют воздух своим дыханием. Священна война, которая ведется против врагов всего человечества!

Гитлер перед Мюнхенским судомxxix

Это сенсационный процесс, который проходит в мюнхенском зале суда. Сенсационный процесс, больше по особенности главного свидетеля, чем по самому делу, о котором идет речь. О чем это? Это процесс вокруг прессы. Все процессы этого типа чем-то похожи друг на друга, несмотря на границы.

Здесь, однако, вопрос, пожалуй, заслуживает особого упоминания в том, что касается формы. Немецкий закон содержит особое положение, весьма любопытное и отличающееся от нашего французского права. Подсудимому, обвиняемому в диффамации, разрешается принести присягу и поклясться, что заявленные им факты соответствуют действительности. После этого его уличают в даче ложной присяги, если он не может доказать правдивость своих утверждений. Именно Апелляционный суд уполномочен рассматривать дело. В соответствии с этой процедурой, немецкий журналист м. Вернер Абель предстал перед судом. М. Вернер Абель написал серию полемических статей против нацистской партии в газете, которой он руководил. Своей присягой он подтвердил