Множество совершенно чужих мне людей бесцеремонно вторглись в мою душу с тех пор, как я приехал в Ама. Если посчитать и всех тех, кого пропустила через своё тело тётушка Сэйко, число будет и вовсе неимоверным. Но я боялся заговорить с местными сам, прикоснуться к их душам. До сих пор я отвечал им лишь молчанием. Иного пути у меня, пожалуй, и не было…

Однажды вечером из соседней комнаты вдруг послышался громкий возглас:

— Ой, ты чего это?

Потом:

— Мамочки, да он же кровью харкает!

Голос был женский, пронзительный. Послышались торопливые шаги в коридоре. В мою дверь постучали, и в комнату вошла женщина за пятьдесят. Видел я её впервые.

— Эй, парень, лекарство есть у тебя? Лекарство. У меня мужик кровью харкает.

Кроме исподнего, на ней не было ничего. Я ещё не успел ответить, как вдруг в её глазах промелькнул испуг, она резко повернулась и ушла в соседнюю комнату. Я пошёл следом за ней. Когда я вошёл в комнату, она торопливо застёгивала юбку, а на полу рядом с ней, вжавшись лицом в циновку, бился в агонии голый мужчина.

— Чего подглядываешь, а? — вдруг гневно проговорила она, вытолкала меня в коридор, затем вышла из комнаты сама, дрожащими руками заперла дверь и, задыхаясь, бегом спустилась по лестнице. С той стороны двери послышались стоны. Мужчина был совершенно лыс. Я вернулся к себе в комнату, выключил электрическую лампу и затаил дыхание. Вскоре послышался топот уже не одной, а нескольких пар ног. Пришедшие вошли в соседнюю комнату, затем раздались голоса — нескольких мужчин и женщины: «За ту ногу бери!» «Ой, мамочка…» «А чего с трусами-то делаем?» «Чё спрашиваешь, придурок? Ты и бери!», затем снова послышался топот ног в коридоре: мужчину уносили. Уж точно не в больницу.

Через некоторое время на лестнице снова послышались шаги. Человек был один. Перед моей дверью шаги затихли. В дверь постучали. Я затаился в темноте, не дыша. Сжал в руке обвалочный нож. Замок в моей двери был сломан. Дверь приоткрылась.

— Извините, что нашумели, — проговорил уверенный мужской голос. Снова послышались шаги по ступеням, и мужчина ушёл.

На следующее утро пришла тётушка Сэйко. Сперва она, как всегда, молча дымила сигаретой, искоса наблюдая за тем, как я работаю. И вдруг тихо запела. Я посмотрел на неё. Уставясь невидящими глазами в стену, она пела:

Нити лотоса челнок я

Приходи ко мне, мицути[18]

Приходи, паук и муха,

Приходи, сороконожка

Предопределенья спица

Я плету удела нить

Грудью напою ребёнка

С Буддой Нара в рукаве.

Я слушал, не поднимая глаз, молча разделывая требуху. Её хриплый голос взволновал меня до глубины души.

— Хорошая песня.

— Не скажи!

Тётушка Сэйко мгновенно перестала петь. Наступило молчание, несколько неловкое. Я впервые сказал напрямик то, что было у меня на душе, но ей, как видно, показалось, что я над ней издеваюсь. Уже уходя, она проговорила:

— Что, вчера дым коромыслом стоял?

Удивлённый, я поднял глаза.

— А ты не беспокойся. Сходила я к нему, поговорила.

Сходила она, очевидно, к тому человеку, голос которого я слышал вчера в темноте. Но куда же увезли того, лысого? Судя по тому, что он харкал кровью, у него была чахотка. И всё равно люди, которые пришли за ним, наверняка, просто бросили его где-нибудь на улице. При их ремесле это было бы только естественно: если у самих земля горит под ногами, куда им заботиться о других? Но тётушка Сэйко сходила и поговорила с тем мужчиной. Из чего следовало, что я, сам того не заметив, с некоторых пор нахожусь под её опекой.

Я снова и снова невольно вспоминал песню, которую спела тогда тётушка Сэйко. Казалось, будто моё сердце желало вобрать её в себя, впитать до последней капли. Вдруг мне вспомнился напев Тэмариута,[19]которому меня научила та, что покинула меня на станции Ёцуя. Сама она выучила его от тёти, которая потом покончила с собой.

Мостик ты столичный

Ай да мостик средний

Завтра будет девице

Шесть да десять лет

Нарядись-ка ты девица

Наложи румяна

Наложи, да меру знай

Не то люди засмеют

Дверь с решёткой приоткроешь

Кожа жирна да груба

Пудра как посыплется

Век за веком, век за веком

А давеча мужичка

На совет позвали

А красавица служанка

На подносе расписном

Суп из карасей давала

Ивой стан свой изогнув

Он одну тарелку выпил

Две тарелки, три тарелки

Разъярился мужичок

Закусить-то нечем

Злость сорвать-то не на ком

И в воронью реку плюх

Плыл да плыл да плыл да

Ай да, эй да, хэй да хой.

Я выучил от неё слова этого напева одно за другим, как птенец, покорно заглатывающий один за другим кусочки еды, принесённой матерью. И запомнил его на всю жизнь. Она сказала мне, что эта тётя была младшей сестрой её отца и воспитала её вместо матери. «Отравилась она вскоре после полудня, во время солнечного затмения», — сказала она. Я спросил у неё дату, и оказалось, что отчётливо помню этот день. Я был ещё ребёнком, дело было летом, и я шёл из школы домой через зелёные рисовые поля равнины Банею, глядя на затмение сквозь целлулоидную подкладку для школьной тетради. Разумеется, знать не зная, что в районе Сосигая в Токио брошенная любовником незамужняя сорокалетняя женщина приняла яд и ушла в мир иной.

К вечеру пришёл Сай забрать мясо. После недавнего происшествия его приходы вызывали во мне какое-то странное напряжение. Сам он, казалось, относился ко мне как прежде. И вёл себя так, словно между нами ничего и не произошло. Но в этот день случилось нечто неожиданное. Я доставал из холодильника требуху, как вдруг за спиной послышался голос:

— Вот тебе, выпьешь.

И на циновку с глухим стуком встала круглая чёрная бутылка какого-то европейского спиртного.

— А, спасибо, — откликнулся я, удивившись.

Но больше выдавить из себя ничего не смог.

Было часа четыре пополудни тихого дня конца апреля. Мухи беззвучно кружились под потолком. В комнате напротив слышались приглушённые голоса. Раскрылась дверь, и кто-то вышел — я подумал, что это был Маю. Вскоре на второй этаж поднялась Ая. Она вошла в комнату напротив, и довольно долго ничего не было слышно. Затем до меня донёсся её яростный голос:

— Чего? А ну повтори! — Ответа я не расслышал. — А тогда забирай своё говно и вали. Думаешь, с бабой любые шутки с рук сойдут? А, ты драться?! Ну держись — сейчас получишь!