Наш гость клялся, что говорит чистую правду. Он рассказал еще одну историю – о богатом человеке по имени Авгий, который недавно назначил большую награду – прямо-таки невероятную – любому, кто избавит страну от гидры. Пока только двое польстились на награду и оба бесследно сгинули в болотах.

В этот момент все мои сотоварищи посмотрели на меня. Наш гость, похоже, это заметил, но всего лишь нахмурился, словно его задело то, что он на мгновение перестал быть центром внимания.

Он еще раз оглянулся во тьму и снова принялся рассказывать.

– Рядом с гидрой Лернейских болот ваш лев – пустяк, – закончил он. Его тон и поведение говорили о том, что если уж пара пастушков справились со львом, так и не лев это вовсе.

Энкид резко посоветовал гостю самому попробовать ткнуть шкуру ножом. Но путник словно бы и не услышал его.

– А что такое гидра? – спросил один из младших, которому было наплевать, если его сочтут невежей.

Путник с готовностью ответил.

– Гидра чудовищна. У нее двенадцать голов, у каждой – пасть, усеянная зубами с мою руку величиной. Она жрет львов так же запросто, как и оленей или коров. Или людей. Я, ребята, рассказываю вам о чудовище, рожденном от чудовищ – говорят, что отец ей Тифон, а мать – Ехидна. – При последних словах он снова оглянулся во тьму.

– Тифон был титаном, – встрял самый высокий из пастухов. Тарн снова начал чувствовать себя главным, видя, что мне нет до этого дела. Однако приказывать мне он не пытался.

– И остается, насколько я знаю, – добавил еще кто-то.

– А что такое Ехидна? – спросил самый маленький.

– Еще одно чудовище, конечно, – сказал я. Но вряд ли кто из нас знал это в точности.

В ту ночь во сне мне впервые привиделось одно из самых странных существ, которых я встречал во сне или наяву. Самое странное, что видение, явившееся мне во сне, не имело ничего общего с теми чудовищами, о которых мы говорили у костра.

Во сне я стоял, окруженный высокими каменными стенами, чувствуя себя пойманным в ловушку. А надо мной, словно я был ребенком, возвышался некто. Он был похож на человека, крепко сложен, в сандалиях и набедренной повязке. Главным отличием его от человека была голова. Она была бычья, с двумя длинными, острыми кривыми рогами. Напорись на такого лев, и он бы испугался. Но когда человек – если это был человек – открыл бычий рот и заговорил, голос его звучал очень странно. Однако я четко понимал каждое слово.

– Приди ко мне, Геракл. Приди ко мне, дабы учиться. Принеси мне твою силу, и я найду ей применение.

Я проснулся в поту от непонятного страха.

Утром странник ушел, сказав нам несколько слов о прекрасной стране, в которую он направляется и где, по его словам, обитают огромные птицы, способные пронзить когтями человека. Может, он надеялся, что один-два из нас пойдут с ним, но никто не отважился. И когда он последний раз беспокойно оглянулся, меня вдруг осенило. Я понял так же ясно, как если бы мне был дан дар предвиденья, что как только странник окажется в той прекрасной стране, о которой он говорил, он начнет рассказывать ее обитателям о сказочном льве, шкуру которого он только что видел, о самой невероятной твари из тех, которых они видели или могут себе представить. И еще он будет рассказывать о божественной силе юноши по имени Геракл, который уложил тварь одним ударом.

Ночь минула, а тревога так и не покидала меня. Рассказы странника, пусть по большей части выдумки, только усилили ее. И я рассказал племяннику о том, что было у меня на душе. Чуть позже, тем же самым утром, мы с Энкидом попрощались с нашими друзьями-пастухами, чья жизнь теперь стала куда спокойнее и безопаснее, и пошли в ту сторону, откуда явился странник.

Когда я предложил Энкиду идти со мной, он с радостью согласился бросить пастушество. А почему бы и нет? Все, что было за порогом родного дома, казалось ему замечательным.

– А если о вас будут спрашивать? – начал было Тарн, когда мы собрались уходить.

– Скажи, что Геракл и Энкид пошли посмотреть мир.

Мы еще и часа не прошли, когда мой племянник спросил меня:

– Гер, а на что похожи титаны? Если уж один из них породил такую тварь, как гидра?

– Наверное, огромные. Но я в жизни ни одного не видел, как и ты.

– А откуда они появились?

– Да откуда мне знать? – Он с таким же успехом мог спрашивать меня, кто живет на той стороне Луны.

Мне было неприятно, что я так мало знаю о титанах. Иногда меня злило то, что я слишком многого не знаю.

Мы очень смутно представляли себе очертания мира, да и то по рассказам других людей. Нам представлялись лежавшие где-то впереди неведомые земли, но нам и этого хватало. Мы говорили друг другу, что всегда можем спросить, куда идти, и были готовы по пути работать за стол и кров.

– Может, пойдем сначала к тому человеку, который предложил награду за гидру? – спросил Энкид.

Я уже подумал об этом.

– Я не уверен, что мы сумеем его найти. Я не уверен даже в том, что он на самом деле назначил хоть какую-то награду. – Я кинул взгляд через плечо, заразившись этой привычкой от нашего гостя. – Гонец, купец или соглядатай, кто бы он ни был, просто хотел поболтать о чудесах. Скорее всего, именно так. Если поразмыслить над его словами, то ничего точного он не сказал.

Мой племянник был разочарован.

– Но он говорил о награде! Мы можем попытаться отыскать человека, который ее предлагал. Странник сказал, что его зовут Авгий, я это хорошо помню!

Я еще поразмыслил.

– Мы не слишком похожи на истребителей чудовищ, – сказал я наконец. – Если мы будем говорить, что собираемся убить гидру, нас люди засмеют.

– Но ведь ты же можешь ее убить? Ударишь ее как льва – и все.

Я не сразу ответил.

– Не думаю, чтобы в мире был хоть кто-то, кого я не смог бы убить.

– Вот и я так думаю, Гер. Только тебя это не радует.

Я что-то проворчал, но Энкид не отставал от меня.

– Так что если кто-то будет над нами насмехаться, ты просто покажешь им свою силу.

– Да, но… – но я пытался скрывать ее всю свою жизнь. Любой такой показ силы неизбежно приведет меня на путь, которым я не хотел бы идти. – Нет, Энк. Мы найдем гидру, убьем ее, если сможем, и только тогда пойдем к человеку, который предлагал награду. Принесем ему головы твари, или одну голову как доказательство. Тогда ему придется нам заплатить.

Честно говоря, великим планом это нельзя было назвать. Но нам и этого хватало, чтобы продолжать путь.

По дороге я разговаривал с Энкидом о том, что моя мать считала тайной моего рождения. Естественно, это ни для кого другого не было тайной. Мой племянник, как и все в Кадмее, был прекрасно осведомлен о том, что я – сын Зевса, хотя Амфитрион никогда со мной об этом не заговаривал, да и Тиресий во время наших кратких встреч помалкивал. Моя мать выдала мне эту тайну с неохотой. Но мое происхождение, пусть ни для кого и не было тайной, все равно оставалось тем, чем моя семья не собиралась делиться со всем миром и никогда не обсуждала это открыто. По крайней мере, это я понял, пока взрослел.