что на карте Обского бассейна неточно были обозначены градусы широты, обозначения уровня воды были выполнены вполне корректно.

Дул сильный ветер, из-за чего в губе начались достаточно большие и высокие волны. При такой погоде было опасно приближаться к берегу на мелководье. Нам пришлось бросить якорь на некотором расстоянии от станции. Ветер не утихал на протяжении четырех суток, в течение которых «Маргарита» стояла на приколе. Разгрузка муки и соли шла очень медленно. Высаженные на берег караваны во главе с приказчиком незамедлительно занялись подготовкой к рыбному промыслу.

Станция, состоявшая из двух небольших деревянных домов, построенных из сплавного леса, была создана восемь лет назад, то есть в то время, когда г-н Уордроппер начал осваивать Северную Сибирь и арендовать у аборигенов участки земли в заливах для организации рыбного промысла и бартерной торговли. Приказчики рыболовной станции в течение сезона ведут обмен с аборигенами, так что и рыболовство, и бартер приносят хороший доход. На второй станции г-на Уордроппера в Обской губе мы опять встретили юраков-самоедов, которые сразу же были наняты, как и в предыдущие годы, приказчиком. Вознаграждение за двухмесячную работу на рыбном промысле составляло лишь два пуда муки. Аборигены также ловят рыбу для английской фирмы и русских, которые занимаются промыслом в низовьях реки на условии, что те оставляют себе треть улова за использование невода и сетей.

Станция расположена на широкой живописной песчаной отмели, которую сменяет покрытая пышной травой равнина, а далее на возвышении начинается тундра.

С этого времени начали причинять серьезное беспокойство полчища комаров. Для непривычного человека они представляют опасность, так как в состоянии доставать свою добычу даже сквозь толстый слой одежды. Если тереть лицо и руки после бесконечных комариных укусов, появляются белые волдыри, подобные тем, которые образуются от ожога, в том числе от ядовитого растения, а лицо и руки распухают.

Несмотря на нашествие этих насекомых, я отправился в длительную поездку по тундре. Неподалеку от станции находилось множество небольших озер с низкими равнинными островками, куда можно было добраться вброд. По озерам плавали утки, а на островках располагались колонии чаек. Поскольку чайка в Сибири питается преимущественно мышами, естественно, что никто из русских не интересовался их яйцами. Я нашел гнезда ржанок, гагар и овсянок: везде из яиц скоро должны были вылупиться птенцы.

Пройдя небольшое расстояние по тундре, я увидел небольшие заросли лиственниц, самая высокая из которых достигала 30 футов. В низинной части тундры разлились ручьи, чьи берега покрыты густыми кустарниками ивы, карликовой березы, ольхи и смородины. На возвышенных участках я обнаружил множество могильников аборигенов. Умерших заворачивали в меховые одежды и клали на землю, вокруг них возводились тяжелые коробы из сплавного леса. В целях защиты от хищников и для того, чтобы удерживать такой гроб на месте, по его бокам ставилось по два кола, которые возвышались над ним, а сверху соединялись попарно крепкими поперечными досками.

Могила на севере Сибири. На заднем плане – принадлежности умершего: лук, лодка, стрелы, котел, сани

Я подошел к могильнику, где стояло четыре гроба. С большим трудом мне удалось отодрать одну доску, под которой я увидел полуразложившийся труп. На меховых одеждах, в которые был завернут покойник, лежало несколько латунных пуговиц, которые я забрал себе на память о своем походе в тундру. Вокруг гробов лежали опрокинутые, частично развалившиеся сани, луки, стрелы, железные бочонки, котелки из чугуна и другие предметы, принадлежавшие умершим. Плотно прибив оторванную доску на прежнее место, я удалился от этого не самого приятного места.

В это позднее тихое ночное время кудахтанье куропаток звучало как необычный раскатистый смех, а может быть, и как шум костей. В других обстоятельствах мне это показалось бы тем, чем это и являлось в действительности, – выражением радости от счастливой семейной жизни и прекрасного солнечного лета в тундре. Но я видел птиц, сидевших на гробах, а караваны мне рассказывали, как они пытались пробраться к трупам и с охотой их склевывали, когда для этого представлялась возможность. В унылом настроении я покинул тундру и отправился по направлению к станции, в то время как солнце начало садиться.

Комары меня одолевали со всех сторон. Когда утром я добрался до судна, мое лицо и руки были все покрыты волдырями.

Накануне отплытия от станции на борт поднялись юраки-самоеды. Каждый из них получил по стакану водки. Их психологическая неполноценность вкупе с отсутствием привычки к крепким напиткам приводила к тому, что они быстро пьянели, некоторые из них отупевали и становились вялыми, другие же – горделивыми и вспыльчивыми. Они по-разному выражали свою благодарность, когда после обеда им приказывали возвращаться на берег: падали на колени и посылали нам воздушные поцелуи руками. Некоторые из аборигенов говорили по-русски. Это были люди, которые раньше работали на станциях г-на Уордроппера.

В те дни, когда судно стояло на якоре вдали от станции, было поймано много хорошей и ценной рыбы, особенно осетров.

13 июля мы подняли якорь и поплыли дальше. День был особенно теплым. Температура воды в бухте повысилась аж до 18°. Термометр показывал в 8 ч. 17°, в 1 ч. 27°, (на солнце 32°), в 2 ч. 21°, в 9 ч. 21 °R. Мы шли по достаточно слабому течению, был мертвый штиль. В 40 верстах к северу от второй станции мы опять бросили якорь у живописной песчаной отмели, где приказчик и шестеро остававшихся на берегу караванов должны были соорудить новую рыболовную станцию. Сразу после остановки на борт пришли аборигены. Некоторые из них носили на груди крест по примеру русских – они, должно быть, тоже были крещеными. Большинство пришедших несли с собой по одной-две пушной шкуре, которые они предлагали для продажи. Пребывание на третьей станции продлилось несколько дней. Погода была необычайно хорошей, в воздухе царила практически тропическая жара. Температура воды была около 18 °R. На берегу чуть поодаль от воды в песке находились обширные заросли кустарника, покрытого белыми цветками, источавшими очень приятный аромат. Но на берегу нам не представилась возможность спокойно насладиться красотой природы: еще не доплыв до суши, мы были атакованы безжалостно жалящими ядовитыми комарами, которые тучами окружили нас, словно клубы пыли. Живописный пейзаж из-за нашествия насекомых превратился в настоящий ад. Я натянул свою фарерскую шапку до ушей и надел волосяную сетку на лицо, что немного помогло мне защититься от комаров. Но они знали, как проделать себе дорогу до вожделенной крови через эти препятствия, к тому же было очень душно и неприятно ходить с шапкой