Очень осторожно я добралась до края карниза и смогла спуститься на стену, огораживающую двор. Осторожно двинулась по ней. Здесь обычно стояла стража, и сейчас как раз было время смены караула. Я не хотела, чтобы даже те, кто принес мне присягу на верность, заметили меня. Наконец, облегченно выдохнув, я оказалась на улице.

Держась спиной к стене, я пошла вперед, по возможности избегая света уличных светильников. Когда я свернула в переулок, я поразилась легкости моего побега. Почти как если бы я стала невидима. В моей жизни подобное случалось дважды — я хотела пройти незаметно, и у меня получалось.

И снова, преодолев добрую четверть города, я добралась до заднего дворика Равинги. И не удивилась, увидев одного из ее когти сидящим у чуть приоткрытой двери.

Виу провел меня в рабочую комнату, где сидела Равинга, держа на коленях плоский поднос. На нем сверкала россыпь крупных драгоценных камней: сапфир, рубин, изумруд, топаз и алмаз — знаки каждого из королевств. Я была поражена выражением ее лица. С нашей последней встречи она словно бы постарела на несколько сезонов. Хотя я прожила с ней десять лет, она никогда не обнаруживала своего возраста. Но сейчас глаза ее казались запавшими, а рот обрамляли резкие складки.

— Что случилось?—нарушила я тишину, поскольку Равинга продолжала молчать.

Она положила пальцы на поднос близ топаза. Я заметила, что камень приобрел красноватый оттенок или, скорее, под ним на подносе было тусклое красное пятно.

— Началось. — Ее голос был ровным. — Смерть, смерть и мятеж. На рассвете на караван напали. Крысы. Много крыс, других, необычных. И два песчаных кота были жестоко убиты — людьми.

Она замолчала, облизнула сухие губы.

— Люди, следующие за лживым стягом, люди со лживыми речами, мятежники, которые вцепятся в горло нашему миру, если их не остановить, сгрызут нас и повергнут во тьму. Великий удар был нанесен.

Я не знала, как она узнала о событиях, происшедших столь далеко от Вапалы. Но я давно уже свыклась с тем, что кукольница обладает многими талантами, которые редко показывает. То, что крысы напали на караван, понятно сразу. Но кто были те воины, что убили и крыс, и песчаных котов?

Говорили, что Шанк-джи удалился в пустыню и поднял знамя мятежа — правда ли это? Что он мог убить песчаных котов — да. И куда охотнее, раз им благоволит Хинккель-джи. Но это…

Если больших котов продолжат убивать, они сочтут, что их предали, и начнут резню в ответ. И что будет с Хинккель-джи, если это случится?

Равинга словно читала мои мысли.

— Он будет разрываться между одними узами и другими. Прошу тебя — иди к нему. Расскажи ему то, что я рассказала тебе, — официальное донесение придет слишком поздно. Он должен быть готов действовать немедля!

— Я иду.

Я нашел много заинтересовавшего меня в старинных записях. Дольше всего меня занимали те, что касались нехватки воды. И конечно, в них рассказывалось о мученичестве Застафф-джи. Только я заметил некую странность в этой части свитка. Чернила там были темнее, пергамент не так истерт. Видимо, это было позднейшее добавление — но почему? Вся запись была сделана после тех событий.

Мурри не вернулся к тому времени, когда я лег спать. Я думал, что он бродит с леопардами. Я чувствовал себя беспокойно, не мог уснуть. Нападения крыс, высыхание водорослевых прудов, неуверенность в поддержке, которую я могу получить, — все эти мысли, словно призраки, роились в моем мозгу. Почему Дух возложил это бремя на меня? По мнению моего отца, я был слабаком, недостойным доверия. А мой брат, если верить слухам, уже присоединился к врагу.

Со мной был Мурри и еще, возможно, — Равинга. И Алитта? Почему вдруг ее лицо возникло у меня перед глазами? Она всегда относилась ко мне без толики уважения. Она дала мне понять это давным-давно, еще во время наших встреч на ярмарке. Нет, на Алитту я не могу рассчитывать.

Наконец ко мне пришел сон без сновидений. Проснулся я рано — за окнами было еще темно. Но во мне возникло ощущение, что мне необходимо действовать, словно меня пробудили барабаны пустыни, предупреждающие о буре.

Кто — Мурри?!! Но — опасность!

Я был уже на ногах, когда он проскользнул между тяжелыми занавесями в дверной проем.

— Брат! — мысленно позвал я — и встретил стену.

Никогда прежде Мурри не закрывался от меня. Его огромные солнечные глаза смотрели на меня словно издалека, он начал подергивать хвостом. Что-то сильно обеспокоило его, воздвигнув между нами это препятствие.

— Мурри, — шагнул я к нему.

Он прижал уши. Он не рычал, но я увидел клыки, это действительно было отказом. Но что я сделал?

— Брат мой, — подумал я, обнажая руку, чтобы показать ему шрамы нашего побратимства. — Что легло между нами?

Ответная мысль была подобна удару меча.

— Кровь!

Неужели какой-то придворный заговорщик попытался напасть на него? Это было вполне реально. Возможно, эта мысль коснулась его.

— Убить… кровь…

К моему ужасу и удивлению, он повернулся и ушел. Я, спотыкаясь, бросился следом. Стражник у дверей едва успел шагнуть в сторону — я отодвинул его плечом и выглянул в коридор. Мурри убегал прочь со всей скоростью пустынного странника. Он был уже в дальнем конце коридора. Сейчас мне было его не догнать.

— Ты, — потребовал я ответа у стражника, — говори. Кто-нибудь нанес вред песчаному коту? Ты видел на нем следы ран?

Я сам не видел, но, может, они были скрыты его позой.

— Нет, царственный. Он был невредим. Никаких ран я на нем не заметил. Мне пойти за ним?

Было видно, что он не горит желанием это сделать.

Мурри сейчас был не в том настроении, чтобы к нему мог подойти кто-то кроме меня, и он дал мне понять, что и меня не подпустит.

Потерять Мурри — но почему? Несказанный холод сжал мое сердце. Но я все равно пытался дотянуться до него разумом. Ответа не было. Либо Мурри был слишком далеко, либо не желал отвечать. В конце концов мне пришлось смириться, но я решил, что, так или иначе, найду ответ.

Вместе с рассветом пришла и дневная жара. Слуга пришел доложить о раннем посетителе. Алитта. Может, Мурри убежал к ней или к Равинге? С отчаянной надеждой в душе я велел впустить ее.

Она тоже остановилась в дверях, оглядывая комнату.

— Мурри?

Это было не приветствие, а вопрос.

— Он ушел — возможно, к Равинге.

— Равинга послала меня. Она не прибегла к формальной речи. Я вздрогнул — я не мог представить, что сейчас могут быть какие-нибудь добрые вести.

— Что случилось? — выдавил я вопрос.