Душещипательный мой демон,

Соль в шоколаде.

Не разложить тебя на схемы.

И не отладить…

Нить – чёрная, бесконечная… прикоснувшись к ней, невозможно оторваться, и ты продолжаешь падать в космическую бездну…

Одежду с кожею сдираю,

Чтоб быть поближе.

И от желанья умираю,

Не в силах выжить…

Шёпот на ушко:

Играет пьесу милый демон

Почти без грима.

В застенках твоего Эдема

Жизнь – пантомима…

Коктейли смеха без веселья,

Слёзы без плача…

Я это зелье на похмелье

Чуток заначу…

Удержаться невозможно, обрываешься и падаешь… и у этой бездны огненной всё-таки есть дно отчаяния, и рушишься на его безжалостную твердь, и вспышкой – бесконечно родной голос любимого:

Я жаждал ЕЮ жить.

Жить С НЕЮ.

Здесь и сейчас.

И будь что будет…

…боль, ломающая, выворачивающая, испепеляющая!!!

…боль – он погиб, его больше НЕТ.

Нет, нет, нет, нет, нет!!!

В этом мире его уже не будет никогда.

ЕДИНСТВЕННЫЙ.

…Тич выскочила рывком, будто спасаясь от погони. Девушка задыхалась и стонала сквозь сцепленные зубы, её скрюченные пальцы скребли края сиденья. Она спасла разум от нестерпимого ужаса, вернулась «в себя», очнулась, но продолжала жестоко страдать от боли, едкой кислотой наполняющей женщину, что сидела перед нею в красном кресле.

Да-а-а, ОЧЕНЬ большой силой духа необходимо обладать человеку, чтобы жить с ТАКОЙ болью и не сходить с ума! И при этом – не заползти, скуля, в нору отчаяния, не стать отшельником, испивающим до дна чашу своего горя в келье одиночества, а управлять государством, заботиться о других, думать о будущем… продолжать жить и не покидать мир, в котором ЕГО нет! Нет его, нет, нет, и никогда больше в этой жизни не будет… не будет… не…

В этом и состоял дар Тич. Сохраняя контроль над собой, параллельно она могла становиться ДРУГОЙ. Для её желания перевоплотиться не существовало никаких ограничений. Девочка, безоблачное детство которой в одночасье закрыли грозовые тучи нагрянувшей СВЫШЕ войны, буквально, а не в переносном смысле, ПРОНИКАЛАСЬ состоянием души и разума других людей. Она ТАК ХОТЕЛА спрятаться от самой себя, низвергнутой с небес и выжившей ценой смерти ПАПЫ, что ей это удалось…

Более чем.

Потом уже ей станет известно, что она не одна такая на свете. Многие пытались забыть ужас, пережитый на войне, кто-то топил архивы памяти в химическом, наркотическом забытьи; кто-то намеренно и целенаправленно коверкал привычные с детства методики мнемозаписи, добиваясь чудовищных искажений, так что в итоге отличить реальные воспоминания от плодов воображения было невозможно; находились и такие, кто отваживался полностью стирать СЕБЯ… ведь человеческий индивидуум есть не что иное, как индивидуальная, уникальная, в единственном экземпляре – ПАМЯТЬ.

Среди тех, кто пытался совладать с монстрами, порождёнными возвращением войны, было и небольшое количество «заместителей» – они пытались спрятаться в личностях других людей. Спрятаться на время, а не безвозвратно, подобно тому, как уходят из реальности шизофреники… Некоторым удавалось овладеть «профессиональной» шизофренией. Кое-кто даже достиг вершин мастерства и сумел почти раствориться… Вот именно – почти. Не до такой степени, как умеет она, безродная сиротка, благодаря покровительству Верховной получившая высочайшее имя из трёх слов.

Упорно и неустанно развивая открывшиеся способности, она добилась умения, позднее банально названного (как-то ведь надо было) всепроницанием. Для неё, универсального всепроницателя, не существовало ни преград, ни расстояний, чтобы прочувствовать и пробраться в нутро другого человека. Хотя выяснилось (точнее, подтвердилось), что самое тяжёлое в процессе – не выйти из себя, а вернуться обратно. Новизна и свежесть ощущений, обволакивающая в потёмках и сиянии чужих душ, оказалась до такой степени ХОРОША, что обратный выход казался чуть ли не кощунством…

Но для сохранения индивидуальности возвращаться – было жизненно необходимо. Раз за разом приходить в себя, вспоминать состояние своей души, продолжать жить собственной жизнью, а не чужой, присвоенной, сплагиатированной… Именно это свойство дара Тич – восстанавливаться практически мгновенно – делало её незаменимой. Она выдержала, она СЛУЖИЛА уже многие годы, тогда как другие ломались очень быстро. Либо сходили с ума, либо погружались в чужие разумы настолько, что забывали самоё себя. И неизвестно, что было лучшим исходом, – классическая шизофрения или полная потеря разума… по крайней мере, второе – милосерднее. Всё равно что скоропостижно скончаться.

Человека человеком делает ПАМЯТЬ.

– Я вижу, ты меня понимаешь, – удовлетворенно произнесла Амрина. Ох и горький же привкус был у её довольства!

Госпожа наклонилась вперёд, и её лицо оказалось в круге света, отбрасываемого лампой. То ли освещение было причиной, то ли на экранах Амрина появлялась загримированной, но сейчас она выглядела бледной, уставшей, если не измождённой. Тонкие бескровные губы, запавшие глаза с тёмными тенями под ними, заострившийся нос. Кожа натянута так, что выступают кости черепа. Очень красивого черепа. В волосах, собранных на затылке в тугой узел, блестят ниточки седины. Лицо смертельно уставшего от жизни человека.

– Я… понимаю вас… – прошептала Тич, не в силах оторвать от неё глаз, и добавила совершеннейшую глупость: – Чем я могу вам помочь?!

Ей ли предлагать помощь Верховной, всемогущей госпоже!

– Помочь… – повторила Амрина, словно пробуя слово на вкус. – Давненько никто не помогал мне… все только просят.

Она умолкла, грустно улыбнулась и снова откинулась на спинку кресла.

– Да, моя Тич, мне нужна твоя помощь, и звёзды расположились так, что, кроме тебя, этого никто не способен сделать… – Амрина опять замолчала, подбирая слова. – Мой мальчик отправляется на ответственное задание, – продолжила она; речь её теперь звучала чётко и выверено, ПРИВЫЧНО. – Предельно важное. Я не могу остановить его. Ни как мать, ни как главнокомандующая. Да и не собираюсь этого делать. Он мужчина, даже более мужчина, чем многие другие, – он курсант Высшей военной академии. Скоро станет офицером. Затем – полководцем. Дело его жизни – воевать. Для этого он рождён.

Тич, естественно, промолчала, хотя искренне (и не менее естественно) полагала, что война – вообще не дело, и уж тем более не жизни. Война – сущая Смерть.

– Для того, чтобы заслужить право зваться офицером, – чеканила Амрина, – ему осталось сдать последний экзамен. Чтобы стать лучшим из лучших. Мой сын не может быть другим… – В голосе матери слышалась законная гордость. – Именно поэтому испытание предстоит реальное. Самое тяжёлое из всех, какие только могут быть. Сын ещё не знает, что его ждёт. Это не просто тест в обстановке, максимально приближённой к боевой. Даже не командировка на поля сражений локальной войны. Подобное он уже испытывал не раз. Нет, это будет куда страшнее… – Глаза госпожи смотрели на Тич испытующе. – Я доверяю тебе, поэтому ты узнаешь о решении, принятом мной вчера. Выпускники Академии, потенциально способные дослужиться до звания генерала, направляются на самые тяжёлые участки. Однако для потенциального… генералиссимуса тесен любой из фронтов Локоса. Поэтому мой сын не получит «звёздочки» сегодня. Он сдаст экзамен на офицерское звание не на Локосе. Он заслужит его, участвуя в бесконечных войнах Земли… Да, я прекрасно слышу твой невысказанный вопрос. Отвечаю. Локос по-прежнему не имеет выходов в другие миры и времена. Механизмы перемещения как не работали, так и не работают. Пока что нам не грозит разрастание локальных войн в межпланетные. Неизбежное в случае свободного перемещения… Но я подозреваю, что грядущее готовит нам сюрпризы. И мы должны быть готовы. Подготовка начинается, конечно же, с командиров. Мой сын – первый. Выживет ли он, неизвестно. Но он должен научиться не просто воевать… Банальное средство, от сотворения человечества неизменное, но сработать должно по-прежнему безотказно. Нам нужен ВОИН. Величайший воин. Для этого мой мальчик отправится на бесконечный фронт Земли, и… он должен выжить! – внезапно вскрикнула госпожа и грохнула кулаком по столу.