ритмичный всплеск волн и урчащий звук отлива. Левой рукой держась за эфес сабли, правую засунув под борт шинели, он осматривал в своем инспекторском обходе сто восемьдесят шесть пакгаузов и складов, тридцать одно океанское судно, восемь парусников, шестьдесят четыре крана и лебедки, проделывая в общей сложности расстояние в три с половиной километра.

Лишь в конце своего участка, на Брокторской набережной, Матиас Брентен увидел людей. В одном из казенных складов работало восемь рабочих. Дважды в неделю с верховьев реки приходила баржа с казенным грузом из Саксонии или Магдебурга, разгружалась и затем, захватив отсюда новый груз, отправлялась в обратный рейс внутрь страны.

В числе этих восьми постоянных рабочих был сосед Брентена по дому, хромой Антон Флеш. По наблюдениям Брентена, приводившим его в ярость, Флеш за время войны по-настоящему разбогател. Этот человек был ему глубоко противен. Но жена и дочь заступались за соседа. Когда Матиас Брентен однажды в кругу семьи сказал, что он когда-нибудь основательно прощупает этого Флеша и что его обследование вряд ли окажется безрезультатным, обе, и жена и дочь, стали заклинать его не делать этого: у Флеша, мол, семья, жена его — милейшая женщина, и пусть Тиас бога ради оставит его в покое.

С тех пор сосед еще больше раздражал Матиаса. Когда же до него дошло, что Флеш стал социал-демократом и теперь в разгар войны, подписался на социалистическую газету, неприязнь его перешла в открытую вражду.

— Здрасте, господин инспектор!

Антон Флеш так громко рявкнул свое приветствие, что Матиас Брентен, заглянувший в настежь открытый склад, невольно вздрогнул от столь назойливой почтительности. Машинально приложил он руку к фуражке и ровным шагом продолжал свой путь. Проходя мимо баржи, на которой высилась гора белоснежных мешков, он наметанным глазом прочел на них надпись: «Военный груз — кофе».

И таможенный инспектор опять вздрогнул: сегодня утром он пил чистейший натуральный кофе.

Долго еще перед глазами удалявшегося Брентена стояли слова: «Военный груз».

Когда казенные склады остались далеко позади, он тяжело перевел дух и пошел дальше, мимо безмолвных и безлюдных строений.

К Зандторской набережной приближался, пыхтя, моторный катер портовой полиции. Это обер-вахмистр Репсольд совершал свой утренний объезд. Инспектор Брентен прошел между двумя пароходами на дальний конец мола: Репсольд поздоровался с ним, и Брентен в ответ благодушно приложил руку к фуражке. Каждое утро и почти всегда на одном и том же месте они так здоровались. Что бы там ни было, а механизм полицейской службы был педантично точен, полиция не отставала от таможни; пусть идет война, пусть жизнь в гавани замерла — никаких изменений в ходе этого механизма произойти не может.

День близился к концу. Точно откуда-то издалека инспектор Брентен, сидя в кабинете, услышал удары колокола на «Михеле» и стал считать: …три, четыре, пять… Пять часов. Через полчаса Людерс сменит его. Брентен спокойно поднялся, поставил стул на место, достал из кармана шинели кожаные перчатки. В это мгновение из корпуса швейцарских часов выскочила кукушка, коротко и резко прокуковала пять раз и — хлоп! — снова исчезла в своем гнезде.

Инспектор Брентен не спеша натянул перчатки и поправил саблю. Странно, но его томило предчувствие какой-то неприятности. Ему даже не хотелось уходить. Он еще помедлил у порога.

Чувство долга победило; прямой как палка, он вышел из здания таможни.

Через несколько минут навстречу ему показались рабочие с Брокторской набережной. Все восемь человек. Он уже издали узнал хромого Флеша. Они грузили кофе, подумал Брентен. Военный груз. Военный груз.

Инспектор Брентен почувствовал легкую тошноту. Чуть-чуть закружилась голова. Он тяжело дышал. Он отчетливо слышал голос Флеша, что-то рассказывавшего товарищам, которые громко захохотали. Может быть, они смеются над ним, Брентеном. Даже наверняка.

Таможенный инспектор хотел пройти мимо, сделав вид, что не замечает Флеша, но после вызывающе громкого «Добрый вечер, господин инспектор!» — он уже не мог не поднять глаз. Кровь ударила ему в голову. Гнев исказил лицо. Разжирел, как боров, этот Флеш. Бесцеремонен до наглости. Проклятый негодяй, пусть все к черту летит, а я тебя накрою! Матиас Брентен заскрипел зубами и с перекошенной физиономией, точно подгоняемый чужой волей, шагнул прямо к дерзкому расхитителю военного добра.

Флеш испугался, побледнел и остановился, вопросительно глядя на таможенного инспектора. Он собирался было шепнуть Брентену, пусть, мол, подумает, что делает, и опомнится… Но раньше, чем он успел произнести слово, Брентен, в самое последнее мгновение, овладел собой и наскочил не на Флеша, а на его напарника.

— Прячешь контрабандные товары, а? — бешено гаркнул на него Брентен.

Тот, запинаясь от испуга, ответил, что никакой контрабанды у него нет.

Инспектор Брентен тяжело поднял руку к козырьку, повернулся и медленно зашагал к таможне.

Позади него, на мосту, слышался гулкий топот шагов уходивших рабочих, а потом и взрывы сдерживаемого смеха.

III

Пока Брентен шел домой, в нем так разбушевалась ненависть, что его даже лихорадить стало. От таблеток и горячего чая, предложенных женой, он отказался и вообще попросил оставить его в покое.

— Что с тобой приключилось вчера, Тиас? — спросила наутро фрау Брентен.

— Да так, неприятности, — буркнул он.

— Залей-ка их чашкой хорошего кофе, — посоветовала жена.

Кофе? Кофе?

У Матиаса Брентена набухли жилы на лбу. Он был страстным любителем кофе, но этот кофе… Он втянул в себя воздух: да, натуральнейший. Как жаль, что военное добро нельзя распознать по запаху. Флеш, конечно, за один день наворовывает столько, сколько таможенному инспектору в месяц не заработать. Что же, выходит, надо, радоваться и закрывать глаза на все?

Хоть Брентен и не радовался, но все же промолчал. Оа увидел засунутую за кухонный шкаф газету, вытащил ее и расправил. Едва заглянув в нее, остановился, пораженный. Что это?.. Посмотрел еще раз, уже внимательней. Нет, он не ошибся, он прочитал правильно: Брентен.

Это было объявление, выделенное особым шрифтом.

«В воскресенье 8 мая, — значилось в нем, — нейштадская молодежная группа организует большой родительский вечер. Доклад на тему «Немецкая песня» сделает Вальтер Брентен».

Брентен… Матиас Брентен поднял тяжелую голову и взглянул на жену, которая, ничего не подозревая, хлопотала у плиты. Он перевернул газету. «Гамбургское эхо». Социалистическая газета. В его доме! За кухонным шкафом! Он стиснул кулаки и прижал их ко лбу. Этот мерзкий, крамольный листок в его доме!.. В первое мгновенье у него мелькнула мысль о брате Карле. Уж не он ли заходил а его отсутствие и оставил этот листок? Но нет! Этого не может быть. Спазм сжал ему горло, он задыхался. Все понятно: кофе из военных запасов был