— Ох… — после паузы пробормотал Ингри, — понятно.

Горожанам, которые знали Болесо только по слухам, убийца золотого принца должна казаться… ну, едва ли не героиней. Она не только представлялась опасной преступницей, но на любого, кто был бы замечен в сочувствии ей, легла бы тень измены.

«Чем ближе к Истхому, тем ситуация будет становиться хуже».

Ингри, который не мог предложить более приемлемого решения, только неловко поклонился и позволил служительнице Матери проводить себя до двери.

— Отправляйтесь-ка вы теперь в постель, милорд, — посоветовала та, поднимаясь на цыпочки, чтобы ещё раз осмотреть наложенный ею шов; доброе расположение духа быстро вернулось к целительнице. — После такого удара по голове вам бы лучше полежать день или два.

— Мои обязанности, к сожалению, этого не позволят, — вздохнул Ингри. Довольно неуклюже поклонившись служительнице Матери, он пересёк площадь, направляясь к дому настоятеля с намерением выполнить хотя бы первую часть предписания.

Священнослужитель, закончив чтение молитв над телом Болесо, ждал Ингри. Ему не терпелось обсудить дальнейшие церемонии, а главное, услышать новости из столицы. Настоятель выразил беспокойство по поводу ухудшающегося здоровья священного короля, и Ингри, который сам уже четыре дня не получал никаких известий, предпочёл ответить обнадёживающе, но уклончиво. Настоятель произвёл на него впечатление искреннего, добродетельного пастыря душ и истинной опоры своего провинциального храма, но человека, далёкого от учёности и тонкостей теологии. Это был не тот церковник, у которого можно было бы искать разрешения духовных проблем леди Йяды.

«Или моих собственных…»

Ингри решительно перевёл разговор на практические надобности для предстоящего путешествия в столицу, потом сослался на боль от ран и улизнул в свою комнату.

Это оказалась тесная, но благословенно уединённая каморка на втором этаже. Ингри на минуту распахнул окно, взглянул на тусклые масляные лампы у входа в храм и гораздо более яркие звёзды на небе, натянул одолженную настоятелем ночную рубашку и осторожно опустился на постель. Он попытался, несмотря на ноющее плечо и шум в голове, обдумать свалившиеся на него трудности, но скоро уснул.

* * *

Снились Ингри волки.

Он предполагал, что временем для совершения обряда должна была бы быть глухая полночь, но отец позвал его в зал замка в середине дня. В узкие щели окон, выходивших на бурный Бирчбек в шестидесяти футах под стенами замка, лился прохладный, лишённый теней свет, в подсвечниках на стенах горели восковые свечи, и их тёплое медовое сияние мешалось с сумраком пасмурного дня.

Лорд Ингалеф кин Волфклиф был спокоен, хотя напряжение последних дней оставалось заметно; сына он встретил обнадёживающей улыбкой. У юного Ингри от волнения и страха перехватило горло. Храмовый волшебник, Камрил, с которым Ингри познакомился только накануне вечером, стоял в готовности; на его обнажённом теле, прикрытом лишь набедренной повязкой, виднелись нанесённые краской древние символы. Ингри-подростку он казался старым, но теперь, во сне, Ингри понял, что на самом деле Камрил был совсем молод. Знание последующих событий заставляло Ингри высматривать в лице жреца признаки замысленного им предательства. А может быть, Камрил просто переоценил свои силы, и к несчастью привели невезение и некомпетентность? Тревога в его бегающих глазах могла говорить и о том, и о другом — или обо всём сразу.

Потом взгляд юного Ингри остановился на волках — прекрасных и опасных, и отвести от них глаза он больше не мог. Седой охотник, присматривавший за животными, должен был умереть от бешенства за три дня до отца Ингри.

Старый волк был огромен и силён, и верёвки приводили его в ярость. Под густым серым мехом перекатывались могучие мышцы; на шкуре виднелись старые шрамы и новые порезы, так что мех покрывали пятна свежей крови. Зверь рвался с привязи и скулил. Его мучила болезнь, хотя тогда этого ещё никто не знал. Через несколько дней из пасти волка должна была хлынуть пена, открыв страшную истину, но сейчас волк просто пытался вылизываться, чему мешали кожаные ремни, стягивавшие его пасть. Волк глухо рычал.

Молодой волк, только что достигший зрелости, пятился от своего старшего товарища, явно испытывая страх; его когти отчаянно скребли по камням пола. Егерь считал это проявлением трусости, но потом Ингри пришёл к заключению, что зверь знал о заразе. В остальном же его поведение было поразительно покладистым: молодой волк вёл себя, как хорошо выдрессированная собака. Волк сразу обратил внимание на Ингри, потянулся к нему, принялся принюхиваться, проявляя несомненное обожание. Ингри влюбился в него с первого взгляда; ему ужасно захотелось погладить тёмный с металлическим отливом удивительно густой мех.

Волшебник велел Ингри и его отцу раздеться до пояса и встать на колени на холодном полу на расстоянии нескольких шагов, лицом друг к другу. Он пропел несколько фраз на древнем языке Вилда, старательно выговаривая слова и постоянно заглядывая в мятую бумажку, засунутую за пояс. Заклинание казалось Ингри почти понятным, но смысл его всё время мучительно ускользал…

По знаку Камрила старый егерь подтащил большего волка к лорду Ингалефу; при этом он выпустил из рук поводок молодого зверя, и тот сразу же подполз к Ингри. Ингри прижал его к себе; волк извернулся и лизнул его в лицо. Руки мальчика зарылись в густой мех, лаская зверя, который с тихим радостным повизгиванием принялся вылизывать его ухо. Шершавый язык щекотал кожу, и Ингри с трудом сдерживал неподобающий смех.

Пробормотав что-то над клинком, Камрил вложил жертвенный нож в руку лорда Ингалефа, потом поспешно отскочил: старый волк щёлкнул на него зубами. Лорд Ингалеф теснее обхватил начавшего вырываться зверя. При попытке запрокинуть голову волка ремни на морде соскользнули, и страшные клыки вонзились в левую руку лорда Ингалефа; волк затряс головой, терзая плоть. Выдохнув проклятие, лорд Ингалеф сумел навалиться на волка и своим сильным телом прижать к полу. Блеснул клинок, рассекая шкуру и мышцы. Хлынула алая кровь. Рычание смолкло, челюсти разжались, мохнатое тело безвольно обмякло и осталось неподвижным.

Лорд Ингалеф выпрямился, отшвырнув от себя нож и тело волка. Клинок зазвенел по камням пола.

— Ох… — выдохнул лорд Ингалеф; выражение его широко раскрытых глаз было загадочным. — Сработало! Как… как странно это ощущается…

Камрил бросил на него встревоженный взгляд, а егерь поспешил наложить повязку на искалеченную руку.

— Милорд, не следует ли… — начал Камрил.

Лорд Ингалеф резко мотнул головой и здоровой рукой показал на Ингри.

— Сработало! Продолжайте!

Волшебник взял второй нож, сверкающий недавно наточенным лезвием, с подушки, на которой он лежал, и снова начал что-то бормотать, потом вложил нож в руку Ингри и отступил в сторону.

Ингри неохотно стиснул рукоять, глядя в блестящие глаза своего волка.

«Я не хочу тебя убивать, ты слишком красив. Я хочу, чтобы ты остался со мной».