уладит? И зачем завтра приедет какой-то там Кристофер? Уж не собираются ли они из меня сделать некую приманку для какого-то дикого животного? Для начала отравят (или уже начали: я уже снова не могу быть уверенной, что еда, которой меня здесь кормят, безопасна), а потом бросят на съедение чудищу. Тот и отравится мной. Жертва-спасительница. И ведь не жалко такую — безвкусное же ничего! А для чего им ещё нужна именно совершеннолетняя девушка? Почему именно я? Тейлор меня сдала им на съедение? Ведь так сильно терпеть меня не может. Но не сходится: некий Оракул якобы указал на меня. Ему меня не жалко совсем?

Глава 10, в которой предостережением слышен волчий вой

Ульяна

Ночь холодна. Продираясь сквозь, жёсткие колючие ветви чёрных в ночи сосен, уже начинаю жалеть о своей затее. Надо признать, что мой необдуманный побег — глупая детская выходка. В замке было тревожно и злость на происходящий цирк с самыми нелепыми клоунами, что я когда либо видела в своей маленькой никчёмной жизни, рвалась из меня. А теперь, когда холод целует мне кости, а иглы царапают кожу, от неё не осталось и следа. Теперь я запутавшаяся маленькая глупая девочка, что бродит по тёмному опасному лесу в неизвестном мне и угрожающем моему здоровью и жизни мире. В замке меня хотя бы кормили и почти казалось даже, что никто не собирается причинить мне вред. Нужно незамедлительно вернуться в теплую постель и забыть о своей неуместной смелости и инициативности. Хорошо хоть свою куртку додумалась надеть, ведь ночью похолодало.

Оборачиваюсь назад и не вижу ровным счётом ничего. Я не понимаю откуда пришла, где и в какой момент повернула. Луна, как назло, покоится под покровом густых туч. Даже звёзд совсем нет. И надежда на спасение тает с каждой минутой. Я заплутала — не мудрено в такой-то темноте.

Тяжело сглатываю ком отчаяния и зарождающейся паники. Так чувствует себя ребёнок, потерявший из виду маму в большом супермаркете. Он со слезами на глазах всматривается в хмурые и безразличные к его горю лица людей, пихающих в своих тележки бутылки молока и сыр. Он неуверенно пойдёт искать среди колбас, а затем ему покажется, что в хлебном отделе его мама выбирает булочки. Не глядя по сторонам, тоннельным зрением малыш устремится к родной фигуре, но окажется, что это чужая женщина. И тогда он заплачет и будет стоять застывшей гипсовой фигурой до тех пор, пока его не спасут.

Да, я хочу чтобы кто-нибудь пришёл и спас меня, и дело даже не в страхе темноты и заледеневших руках. Мне страшно от незнания, куда приведёт меня путь, что же дальше. Что если призраки в смокингах и хвостатые парни это не самые страшные лица этого мира? В голове, где-то позади всех моих переживаний маячит образ Кира. Не понимаю почему именно он, но ведь однажды он уже вызволил меня из беды? А ведь прошло всего несколько часов с тех пор как он открыл тот скрипучий люк в подвал, даруя мне свет и надежду.

В глубине тёмного леса раздаётся звук. Ноги тяжелеют от испуга, и я запинаюсь о твёрдый камень. Едва не падаю, но сохраняю равновесие, затаив дыхание. Прислушиваюсь. Это скулёж, собачий жалобный скулёж доносится вновь. Или волчий. Сердце заходится в бешеном ритме, мысли бросаются в рассыпную. Они покидают меня; всякое напускное спокойствие рано или поздно даёт трещину — стоит лишь пролиться последней капле здравомыслия. И она, повисшая на краю ресниц, вот-вот ударится о землю, а я захлебнусь в панике.

И я уже почти всхлипываю, как последняя соплячка, когда широкая ладонь зажимает мне рот, а моё тело с силой, до боли, прижимает спиной к себе некто очень бесцеремонный и пугающий. Мои попытки освободиться взрываются болью— напавший не ослабляет хватку, а только лишь вжимает меня в себя еще усердней. Бабочкой в паутине бьюсь, но тот, кто меня удерживает, даже не колыхнётся. В этот момент я сдаюсь и просто тихо плачу, поливая влагой руку, что зажимает мне рот под аккомпанемент не смолкающего подвывания среди сосен. Мне не видно лица мужчины, но на мгновение чувствую лёгкие множественные касания к своим волосам, как если бы меня… целовали? Всё это кажется мне настолько невыносимым, что я чувствую, как меня бросает в жар, предвещая скорую потерю сознания. Моё тело резко становится лёгким, как пушинка, а слуха сквозь вату освобождения касаются голоса, зовущие меня в спасительное забытье. По позвоночнику вдруг бежит змейка мурашек, и до меня доходит, что меня более никто не держит, а голос Кира призывает меня посмотреть на него. Дымка перед глазами отступает — я прихожу в себя, не успев потерять сознание. Передо мной стоит Кир.

— … слышишь меня? — он, уже намного бережней, держит меня за плечи. — Ульяна?

— Д-да…

— Всё хорошо, не бойся. Это всего лишь Даниэль. Я и сам испугался, пока не понял, что это он. Извини, что напугал тебя.

— Мне всё равно на Даниэля и его зеркальное отражение в виде Габриэля! — как и всегда при стрессе начинаю злобно шипеть, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик. — Ты мне лучше скажи какого чёрта вы живёте возле леса, который кишит дикими волками! — мой голос срывается и сипит.

Кир мнётся с ответом. Сначала он открывает рот, порываясь что-то сказать, а затем закрывает, передумав. Его нахмуренные брови не сулят ничего хорошего, и я боюсь услышать ответ. Тут Кир делает глубокий вдох, а я щурю глаза, как бы предупреждая, чтобы не смел пугать меня ещё больше.

— Адреналин тебе поможет — поэтому я скажу тебе сейчас и сразу. Это был оборотень. Даниэль.

Это последнее, что я ожидала услышать. Из меня вырывается нервный смешок.

— А ты вампир?

Теперь уже у Кира нервно дёргается рот в подобие улыбки.

— Я тоже оборотень. Только не волк, а дракон.

Видя отсутствие моей реакции, этот сумасшедший продолжает:

— Параллельный в основном населяют оборотни разных видов. Это волки, медведи, драконы и другие. Есть здесь и обычные люди из твоего мира, чародеи, маги разных рангов.

— Ольга Евгеньевна — ведьма? — отмираю наконец я.

— Моя бабушка дипломированный преподаватель зельеварения в Академии Гринлэнда, но магией она не владеет…

— Как же она тогда меня похитила по-твоему? — перебиваю парня.

— Порталы каждый дурак может открывать…

— Ты мне наврал!

— … если у него есть на то разрешение, — спокойным тоном закончил Кир.

— А у тебя нет?

— У меня нет. Я к