В трубке возник неуверенный женский голос:

— Коля? Коля, ты что, с ума сошел? Ты куда на ночь глядя подался? Лавры Штыка…

Степа машинально прервал:

— Нет, нет… я не Коля. Я, это самое, я — Степа.

— Какой еще Степа? Вы что там все окончательно перепились, что ли, с горя? Зачем вы, Степа, взяли мобильник моего мужа? Где он сам?

— Он… рядом со мной, — сказал охранник.

— Вот и отлично. Ну так позовите его.

— М-м-м… а кто говорит? — не найдя ничего лучшего, промямлил охранник.

— Вам же сказали, жена! Его жена, Аня, если угодно, меня зовут!

— М-м-м….

В трубке возникла пауза, потом женский голос с уже откровенно раздраженными нотками нетерпения проговорил:

— Да. А что та…

— Говорит охранник офиса «Суффикс» Степан Матвеев, — четко проговорил тот. — Вот что, Аня. Немедленно приезжайте сюда.

— Куда — сюда?

— В офис.

— Какой офис? «Суффикс»? Это книготорговый магазин, что ли? И что, Коля там? Ведь уже поздно! Где он? Позовите его.

— Я не могу его позвать, Аня. Приезжайте в офис.

— Не можете позвать? Почему?

Степа опустился на колени возле тела Коли Кудрявцева и, дотронувшись рукой до его уже давно остывшего лба, произнес:

— Мужайтесь, Аня. Его убили.

Аня вздрогнула, ее мобильный телефон выскользнул из руки и упал на землю. Она схватилась за голову и вдруг побежала куда-то в темноту. Опрометью, быстро-быстро, так, что даже я догнала ее метрах в пятистах от лагеря, на обочине грунтовой дороги, ведущей к морю. Я схватила ее за плечо и с силой остановила. Она подняла на меня лицо, на котором зловещими пепельно-серыми пятнами проступала мертвенная бледность, и проговорила:

— Шутят… я надеюсь, что у этого Степы такое сомнительное чувство юмора. Будем считать, что шутка немного не удалась. Тебе же мой муж тоже говорил, что Родион погиб. А он… а у него… просто трубка курительная в луже крови да еще прядь волос… вот…

Я подалась к ней, схватила за плечи и буквально выстрелила ей в глаза яростным, горячим, ищущим взглядом:

— Да ты что, Аня? В чем дело? Что такое случилось с Колей?

— Мне нужно ехать.

— Если нужно, то езжай, но ты не должна оставаться одна. Я поеду с тобой. Но куда ехать-то?

— Он сказал, он сказал, что мне нужно ехать в офис какого-то «Суффикса», — проговорила Аня и шагнула на проезжую часть, завидев огни приближающегося автомобиля.

Она подняла руку, останавливая машину.

Ехавший прямо на нее «БМВ» тормознул, завизжали шины, тонированное стекло опустилось, и выглянувшая из салона лысая башка рявкнула на чистейшем русском языке, если к подобному вообще применимо понятие «чистейший»:

— Ну ты, будка, мать твою! Разуй глаза! Смотри, куда прешься!

Я шагнула к машине и, решительно распахнув дверь, проговорила:

— Довезите до города.

— До какого города?

— До Нарецка.

Да ты че, телка? — вежливо поинтересовалась лысая башка и даже клацнула зубами, очевидно, чтобы я лучше поняла его мысль. — Я ж и так стрелы типа пробиваю пацанам. Там в бане пацаны ждут. Хочешь, и вас возьмем… покувыркаемся. — И гоблин, красноречиво покосившись на стоявшую за моей спиной Аню, мерзко хохотнул, скаля зубы, половина из которых была искусственного происхождения. Другая половина, впрочем, тоже.

Я не стала долго разговаривать. Аня Кудрявцева находилась в полуобморочном состоянии и угрожающе покачивалась, а этот отморозок, эта злокачественная помесь плохо дрессированного орангутана и потомственного урки в третьем поколении, еще шуточки шутит!

Конечно, бедняга браток ни в чем не виноват. Ну вот такое у него воспитание и жизненное кредо. И то, что он двух слов не может выговорить нормально, — это не его вина, просто парню не повезло с происхождением и окружением. Да и не там он машину тормознул и не тех «телок» в баню начал приглашать.

Я чуть наклонилась внутрь салона, протянула руку, а потом почти неуловимым для глаза движением заехала бритоголовому в точку чуть пониже уха. Парень вздрогнул, закатил глазки и упал головой на руль. Отключился, если судить по моему личному опыту, да по крепости этой бритой башки, которой не страшно, наверно, даже стенобитное орудие, — примерно минут на десять.

Я обошла машину и аккуратно открыла дверь со стороны водителя, молодой человек вывалился из салона и преспокойно улегся на асфальте. Ничего, сейчас не зима, почки и всякие там мужские дела не застудит. А машину ему вернут. Попозже. Придет какой-нибудь молодцеватый корыстный хлопец из ГИБДД, или как это здесь называется, и скажет, дежурно улыбаясь: «Ваша машина, уважаемый, обнаружена возле мусорного контейнера, что на перекрестке улиц таких-то. А там, кстати, стоянка запрещена. Так что платите штраф, уважаемый россиянин, незалежный украинец либо почтенный белорус».

— Садись, Аня, — сказала я. — Поедем в эту «Приставку»… то есть «Суффикс». Да садись же ты!

— Он сказал, что Колю убили… — пробормотала Кудрявцева, почти без чувств опускаясь на переднее сиденье. — Он сказал, что…

— А-ня! — Я потрепала ее ладонью по голове, потом решительно уселась за руль. — Не волнуйся ты так! Ну…

может, это глупая шутка! Ты же мне сама рассказывала, как в Турции твой Коля пошел купаться в море и изображал, что он утонул, а ты дико перепугалась и начала звать на помощь, а потом три дня с Николаем совсем не разговаривала. Ведь было такое?

— Было…

— Ну вот. Может, тот, кто взял Колину трубку, уже напился до клубящихся в углах зеленых чертиков. А сам Коля действительно мертвецки, только — пьяный и валяется где-нибудь под столом. Они же сегодня отрыли какой-то черепок! Да и меня встречали. Как говорится, если это не повод, чтоб хорошо выпить, тогда что же… А Ракушкин говорит, что пьянство, конечно, социальное зло, но оно не формирует социальные пороки, а выявляет их.

Я продолжала болтать, но, откровенно говоря, на душе было мутновато. Я чувствовала, что вся та успокоительная дребедень, которую я спешила вывалить на голову Ани Кудрявцевой, на самом деле обернется еще большим расстройством. Если такое желудочно-кишечное и сентиментально-истерическое слово — «расстройство» — вообще применимо в случае, где, как мне неотвратимо начинало казаться, уже пахло трагедией.

— Тот, который взял трубку, — он не был пьян, — выговорила Аня. — У него был такой голос… как будто… как будто это в самом деле правда.

Я хотела что-то сказать, но горло перехватило, и я поняла, что весь мой опыт, вся моя интуиция, наработанные за эти годы, априори выносят жестокий и безапелляционный вердикт: Коля Кудрявцев в самом деле мертв. Конечно, тут могут просматриваться особенности моего собственного восприятия, ведь я сама только что услышала тревожные подробности исчезновения моего босса Родиона Потаповича — кровь на полу домика Егеря, потерянная трубка, прядь волос, — но все же, все же…