— Думай о том, что делаешь. Я рожу от тебя ребенка. Надо, чтобы он помогал тебе, а не завидовал, поддерживал, а не вытеснял. Ты должен зачать дочь. Думай о дочери, которую хочешь сотворить.

Тогда я постарался представить себе эту дочь: сильную, наделенную и мужеством, и благоразумием, способную сопровождать меня в моих грядущих битвах, преданную моей славе и моим трудам. Что до осмотрительности, то это добро она сполна должна унаследовать от своей матери. Мое воображение рисовало дочь в золотом шлеме, опирающуюся о древко копья, чтобы держаться прямее.

Так из моей головы Афина попала во чрево Метиды. Мозг был настолько полон этими мыслями, что о наслаждении я практически не позаботился и испытал скорее удивление, нежели блаженство.

Некоторые утверждали (или путая меня с моим отцом, или чтобы опорочить перед вами, наделяя жестокостью), будто я проглотил Метиду, когда та была беременна. Это ложь. Ложь также, будто я велел своему сыну Гефесту расколоть мне череп, чтобы выпустить оттуда Афину, — по той единственной и простой причине, что славному Гефесту, двадцать пятому из моих детей, было тогда весьма далеко до рождения.

Я задумал Афину, зачиная ее, и тем самым по-настоящему породил; именно так следует понимать высказывание, что она появилась из моей головы в полном вооружении.

Раз уж я решил быть до конца откровенным с вами, слушайте, что было дальше.

Той же ночью, когда я захотел с тем пылом, с которым юность расточает силы, снова почтить свою кузину и уже приступил к делу, находя в нем гораздо больше отрады, чем в первый раз, Метида внезапно высвободилась.

— Остерегайся нечаянно породить сына, — сказала она. — Появившись слишком рано, он будет тебе обузой. Его нетерпеливые поступки могут опорочить твою власть, которую тебе еще предстоит завоевать. Если не хочешь, чтобы тебя свергли, обзаводись сыновьями только тогда, когда твоя власть надежно утвердится.

Богиня заметила мою досаду и поняла, что я не готов удовлетвориться словами. Тогда она решила утолить мое желание, склонившись к нему, как нимфа склоняется к роднику.

Прежде чем заснуть, я услышал, как она в последний раз шепнула:

— Я Осторожность.

Наши первые возлюбленные оставляют в нас глубокий отпечаток. Потом мы сами метим других.

Смесь влечения и сдержанности, которую мне всегда внушала ранняя юность, у меня от Амалфеи; а тем, что вопреки множеству легкомысленных поступков меня называют осторожным, я обязан Метиде.

В положенный богам срок родилась Афина, точно такая, какой я замыслил ее.

Моя дочь Афина красива, высока, но чуть грузновата телом, надо это признать. Свои гордые и сильные черты она в изрядной степени унаследовала от меня. От матери у нее внимательность и спокойствие. Прежде всего, она богиня Разума. Благодаря таким ее качествам, как рассудительность, верность суждений и решений, а также столь естественная склонность к руководству, я порой поручаю ей улаживать от моего имени людские споры. Поскольку она храбрая воительница, я часто вручаю ей Эгиду, которая делает своего носителя неодолимым. Афине неведомы чувственные увлечения, что нисколько не удивляет, если вспомнить об обстоятельствах ее зачатия. Она восхищается мною столь безмерно, что даже не захотела обзавестись супругом, ведь никто из предлагавших ей руку и сердце не был похож на меня. Афина ведет себя так, будто осталась девственной, она и была бы таковою на самом деле, если бы не злополучное приключение, случившееся у нее с одним из братьев, о чем я поведаю в другой раз.

Состояние человека перед войной богов.

Наличные силы. Поиск союзников

Борьбе, которую я начал против Крона, предстояло продлиться, как в приготовлениях, так и в битвах, десять лет — десять вселенских лет, поймите правильно, каждый год из которых, исполняя полный оборот Великого Циферблата, длится чуть более двадцати четырех тысяч ваших лет.

Подсчитайте сами: не столько ли прошло между тем временем, когда у вас в руках не было других орудий, кроме расколотых камней, и тем, когда при моем правлении у вас появились прекрасное бронзовое оружие, золотые украшения, флейты, ткани и законы для ваших городов?

А в течение всего правления Крона вы словно блуждали в ночи.

Я знаю, вас удивляет, что ваш род сумел скатиться от золотого века к этой убогой темноте. К существованию счастливых времен Атлантиды вы относитесь недоверчиво, поскольку от нее ничего не осталось; и если бы не зодиак и таинственные приемы строительства, о которых свидетельствуют ваши древнейшие монументы, даже сама мысль об этом была бы для вас недопустима.

Задайтесь вопросом, что могло бы сохраниться через двести сорок тысяч лет от ваших нынешних методов, возможностей и трудов, если бы сейчас вдруг стряслась другая гигантская катастрофа? Какие следы остались бы от ваших искусств, жилищ, машин, завоеваний? Как бы ваши далекие потомки узнали, что вы были способны строить жилые башни высотой в тысячу пядей, освещать их без пламени и дыма, спускаться в водные глубины, летать по воздуху и, наконец, сосредоточить в своих руках такие энергии, высвободив которые можно разнести в пыль и свои творения, и самих себя? Где бы они нашли ваши расчеты? Где бы смогли прочитать вашу историю? Через сто тысяч лет даже самый твердый из металлов, выплавленный вашей промышленностью, снова станет минералом. Будет ли возможность хотя бы поверить в то, что вы существовали? Поостерегитесь, повторяю вам, поостерегитесь!.. Вы отнюдь не первая человеческая раса, населяющая планету; вы пятая. О четырех других, что были до вас, помнит только история богов. Вот почему она близко вас касается.

Но вернемся к нашему предмету. Итак, я десять лет готовил войну против моего отца.

Десять лет бога или десять лет человека — в любом случае это время, необходимое юности, чтобы заявить о себе, завоевать свое место, утвердить свои права. Тот, кто позволяет этим десяти годам пройти без отваги, бунта или тяжелого труда, готовит себе унылую зрелость. Его жизнь, бедная свершениями, весьма похожа на небытие.

Думая сейчас о том, чем был мир, когда я ринулся его освобождать, я говорю себе, что неопытность — порой необходимое условие успеха. Не старики устраивают перевороты; а если они вдруг и возглавляют их, значит, мечтали об этом в свои двадцать лет.

Моя затея на первый взгляд могла показаться безумной. Какие союзники у меня были? Два моих брата — юные боги, такие же новички, как и я, нимфа, оставленная в горах Крита, да моя кузина Осторожность на своем островке, думавшая только о том, чтобы утаить оказанную мне поддержку. Таково было мое воинство.

Зато Крон и его братья титаны располагали абсолютно всеми силами и божествами Вселенной. Жизнь и смерть, огонь и мороз, ветер, великие усилия земли, производившей плоды и богатые урожаи, — все им принадлежало, все было им подчинено. Гиганты, родившиеся из раны Урана и ставшие наемниками своих старших братьев, повсюду сеяли ужас, поддерживая тиранию, которая была выгодна только им. О человеке даже не будем и говорить; он был так закабален и запуган, так тяжко трудился, чтобы выжить, что ощущал себя рабом всей природы.