Троцкого и увлечении «чисто административной стороной дела».[44] Склонность Троцкого к администрированию Ленин отмечал и в дни дискуссии о профсоюзах, видя ее причины в стиле прошлой военной работы. Думается, что с этими качествами связаны и успехи и промахи Троцкого в военной работе, которые Ленину и Центральному Комитету иногда приходилось поправлять.

За годы гражданской войны документы таких случаев отмечают немного. Первый связан с критикой в адрес Троцкого и Реввоенсовета, с которой на заседаниях военной секции VIII съезда партии выступили К. Е. Ворошилов, Ф. И. Голощекин и другие делегаты.

На первом пленуме избранного на VIII съезде ЦК РКП(б) 25 марта 1919 года Г. Е. Зиновьев, докладывая о работе военной секции съезда, сделал вывод, что обсуждение военного вопроса «служит серьезным предупреждением» и что Ленину «необходимо переговорить с Троцким о его взаимоотношениях с коммунистами-фронтовиками».[45] По предложению Ленина пленум решил, поскольку Троцкий не был на съезде, обратиться к нему в письменной форме: направить заявление Зиновьева, закрытую резолюцию съезда по военному вопросу и резолюцию Политбюро. Резолюция Политбюро была подписана его членами 26 марта и направлена Троцкому. В ней говорилось: «Указать Л. Д. Троцкому на необходимость как можно более внимательного отношения к работникам-коммунистам на фронте, без полной товарищеской солидарности с которыми невозможно проведение политики ЦК в военном деле».[46] Ленин настаивал, чтобы все это было сообщено Троцкому в максимально тактичной форме.

Троцкий изучил присланные материалы и ответил пространной объяснительной запиской, написанной в спокойном тоне. Признав целесообразность ряда выработанных военной секцией мер, он заявил, что товарищеские отношения нужны, но ими нельзя заменить официальных уставных отношений, принятых в регулярной армии. Зиновьев ратовал за «разъяснение и убеждение», считая их основой отношений в социалистической армии, Троцкий — за установление «самого твердого и во многих случаях сурового режима». Он писал: «Путь от приказа до исполнения в наших условиях — в высшей степени долгий и мучительный путь. Тут должна быть установлена строго формальная дисциплина… она не допускает никаких дискуссий, обсуждений, уговоров и не принимает во внимание никаких смягчающих обстоятельств».[47]

Думаю, что в данном случае Троцкий в своем объяснении был прав. Если смотреть на данный вопрос шире, то можно сказать: истина была где-то посредине. Ее сформулировал Ленин: «Сначала убедить, потом принудить».[48] Но Ленин поддерживал линию Троцкого на установление в армии железной дисциплины, даже крайними средствами. Как огня, писал он, нужно бояться партизанства, расхлябанности, своеволия, требовал строго карать всех, кто нарушает законы о Красной Армии и ее уставы.[49]

Представление о стиле руководства Троцкого фронтами у читателя часто складывалось из негативных, а иногда и карикатурных характеристик «поезда председателя Реввоенсовета», которые появлялись в литературе второй половины 20-х годов.

В одной из современных публикаций Троцкому ставится в вину, что он «фактически всю гражданскую войну провел в своем специальном поезде», из-за чего вся тяжесть повседневной организаторской работы в Реввоенсовете легла на плечи заместителя, Э. М. Склянского.

Слов нет, были изъяны в таком своеобразном способе руководства. Бывало и так, что поезд вносил разнобой в оперативное руководство, поскольку о своих распоряжениях и действиях председатель Реввоенсовета не всегда и не сразу ставил в известность командование и реввоенсоветы фронтов и армий. По словам К. X. Данишевского, члена РВС Восточного фронта, прибытие поезда иногда выглядело партизанским наскоком на тот или другой боевой участок, хотя сам Троцкий беспощадно боролся с партизанщиной. Однако при объективном изучении создается убеждение, что в поезде Троцкого было больше плюсов, чем минусов. Благодаря постоянному нахождению на фронтах председатель Реввоенсовета досконально знал обстановку и положение в войсках. Ленин это ценил, нередко именно у Троцкого он запрашивал сводки о положении на фронтах. Мне встретилась лишь одна сердитая резолюция Ленина, связанная с поездом Троцкого: «Запретите эту игру в телеграммы», когда Ленину доложили, что о начале очередного маршрута поезда Троцкого каждый раз даются телеграммы сразу в 100 адресов.[50]

Представим себе укрепленный броней поезд с двумя паровозами, оборудованный платформами с легкой пушкой и двумя пулеметами, с автомобилями, цистерной бензина, своей электростанцией, телеграфом, радио, типографией, выпускавшей листовки и газету «В пути», небольшим вещевым складом для снабжения совсем раздетых армейских частей… и даже баней. Группа коммунистов, около сотни отборных бойцов, секретариат из 5―6 человек — все это создавало возможности оперативного руководства и помощи войскам, особенно там, где создавалась критическая обстановка. Поезд не раз был в опасных переделках и выходил из них с честью. За участие в боях под Свияжском на Южном фронте (август 1918 г.), в боях против Юденича (октябрь 1919 г.) поезд председателя Реввоенсовета был награжден орденом Красного Знамени. В 1918―1920 годах он совершил 36 рейсов, составивших около 100 тысяч верст.

Стиль руководства и степень влияния Троцкого нельзя представить без его ораторского таланта. Чтобы оценить Троцкого как трибуна, надо представить значение живого, страстного слова руководителя, комиссара, коммуниста в дни гражданской войны, слова, поднимавшего на смертный бой беспредельно уставших бойцов, менявшего настроение дезертиров и паникеров, зажигавшего массы людей. Таким, по отзывам многих, было слово Троцкого.

Выдающийся оратор своего времени А. В. Луначарский считал, что рядом с Троцким-трибуном можно поставить только Жана Жореса. «Эффектная наружность, красивая, широкая жестикуляция, могучий ритм речи, громкий, совершенно не устающий голос, замечательная складность, литературные фразы, богатство образов, парящий пафос, совершенно исключительная, поистине железная по своей ясности логика, — писал Луначарский, — вот достоинство речи Троцкого».[51]

Когда Ленин телеграфировал Троцкому о необходимости поездки на тот или иной участок фронта, он учитывал его способность не только энергично наводить порядок, но и воздействовать силой своего слова. В августе 1918 года заколебались наши части на Саратовском участке фронта. Троцкий получает в Свияжске шифровку от Ленина и Свердлова: «Мы считаем абсолютно необходимой Вашу поездку туда, ибо Ваше появление на фронте производит действие на солдат и всю армию. Сговоримся о посещении других фронтов».[52]

Историки еще только приступают к объективному изучению роли Троцкого как председателя РВСР на фронтах гражданской войны, его влияния на выработку стратегии Красной Армии в важнейших военных кампаниях. Фальсификации в этой области, пущенные в свое время в ход Сталиным и Ворошиловым, все еще имеют хождение. Краткий курс истории партии возлагал на Троцкого вину за поражение Красной Армии на Восточном, Южном и Западном фронтах. Например, в Кратком курсе истории партии говорилось, что летом 1919 года именно Троцкий «развалил работу на Южном фронте и наши войска терпели поражение за поражением».[53] Стремясь придать правдоподобие своим версиям, Сталин и Ворошилов утверждали, например, что ЦК партии в 1919 году принимал специальные решения,