– Нет. Пока не попрошу. Я тут кое с кем познакомилась. С… мужчиной. И я буду с ним.

– С мужчиной? – ахнула Реджин. – О-о! Ты хочешь его кусать, да? Или уже кусала? Ох, Фрейя! Я так и знала, что это случится.

– Как это понять, «ты так и знала, что это случится»?

Ковен запретил Эмме пить прямо из живого донора, потому что им не хотелось, чтобы она случайно его убила. Плюс к этому они считали, что внутри живого существа кровь является мистически живой, а ее сила, как и ее побочные эффекты, исчезала, оказываясь вне организма. Для Эммы это никогда не являлось проблемой. В Новом Орлеане им на дом доставляли кровь из банка крови, принадлежащего членам Закона, и их телефон был у нее на кнопке быстрого доступа, как у других – доставка пиццы.

– Эм, это ведь закон! Ты знала, что не должна ни в кого запускать зубы.

– Но я…

– Если ты не хочешь его кровь, тогда зачем тебе быть с мужчиной?

Дрожащим от гнева голосом Эмма ответила:

– Затем же, зачем другим женщинам. Я не отличаюсь от тебя…

– Ты хочешь переспать с ним?! Почему она говорит с таким недоверием?

– Может, и хочу! Реджин тяжело вздохнула.

– Эм! Ты даже никогда на свидания не ходила, а теперь вдруг встретила «мужчину» и готова задрать хвост? Ты еще ни разу не целовалась! Мне кажется, ты просто захотела его крови.

– Нет, все совсем не так! – возразила Эмма.

Вампиры в Орде сублимировали свои сексуальные потребности. Ими управляли жажда крови и потребность убивать. И все эти годы Эмме несвойственна была чувственность. Она ни разу не попадала в ситуацию, где секс играл какую-то роль.

До вчерашнего вечера.

Она ощутила проблеск надежды. Лахлан ее возбудил. Она испытала желание, а не жажду крови. И она была на грани его удовлетворения. Даже сегодня она дошла с Лахланом почти до вершины. Нельзя ли ей с его помощью раз и навсегда решить этот вопрос? Эмма прикусила губу, обдумывая такую возможность.

– Ты влипла в неприятную историю? – спросила Реджин. – С тобой сейчас кто-то есть?

– Нет, я в комнате одна. Неужели этому так трудно поверить?

– Хорошо, допустим. Кто он? Как вы познакомились? Этот поворот разговора может оказаться непростым.

– Я его не знала. Мы встретились перед собором Парижской Богоматери, там, где стоят уличные лотки.

– И? Не хочешь изменить своей вампирской скрытности и поделиться подробностями? Если это вообще правда.

– Можно подумать, я могу лгать! Ладно, знаешь что? По-моему, он… он красив. Он знает, кто я. И мы уезжаем из Парижа вместе.

– Великая Фрейя, ты говоришь серьезно?! И какой он?

– Сильный. Сказал, что будет меня защищать. «Умеет хорошо целоваться. Временами буйный». Недоверчивым тоном Реджин осведомилась:

– Достаточно сильный, чтобы убить вампира?

– Ты даже не представляешь.

– Когда вы уезжаете из Парижа?

– Сегодня вечером. Если точнее, то прямо сейчас.

– А куда вы едете?

– Не скажу. Чтобы Анника приехала и за ухо утащила меня домой?! Нет уж! Передай ей, что я вернусь через две недели, а если она попытается меня найти, я пойму, что она не верит в мою способность позаботиться о себе…

Как только Эмма снова положила трубку, Лахлан вышел из-за угла, даже не пытаясь притвориться, будто не слушал ее разговор.

Она снова вздрогнула и нахмурилась:

– Вы подслушивали?

– Да, – признал он, нисколько этого не стыдясь.

– Узнали что-то новое? – спросила она нервно.

– Ничего нового. У тебя странный акцент, и ты говоришь слишком быстро, – честно ответил он, а потом с ухмылкой добавил: – Но я услышал, что ты считаешь меня красивым.

Его самого удивило, что он почувствовал при этом прилив радости. Как будто ему было важно, что она думает.

Эмма отвела взгляд, но он успел заметить, что щеки ее покраснели.

– Почему ты не сказала своим родным, кто я?

– Мне не хотелось, чтобы они тревожились.

– А они стали бы тревожиться, зная, что ты с оборотнем? – спросил Лахлан, как будто не знал, как бурно они должны были бы среагировать на такую новость.

– Конечно, стали бы. Они рассказывали мне про вас. Он скрестил руки на груди:

– И?.. Какие мы, оборотни?

Впервые за все время, пока Эмма находилась у него в плену, она добровольно встретилась с ним взглядом:

– Вы можете превратиться в чудовище.

«Эмма носит свой страх, словно знамя» – так говорили о ней ее тетки – не для того, чтобы ее обидеть, а просто недоуменно качая головами. По сравнению с ними она боялась очень многого – и первая готова была в этом признаться.

Они были отважные, полные ярости, и у каждой в жизни было какое-то предназначение. Некоторые охраняли неразрушимое орудие, которое ни за что не должно было попасть не в те руки. Некоторые следили за членами какой-нибудь особо сильной или благородной человеческой семьи. Их считали ангелами-хранителями.

А Эмма?.. Ну, Эмма совершила подвиг, поступив… в колледж. В Тулейне. Она даже не попыталась уехать из родного города, чтобы заработать свою характеристику Эммы-выпускницы обычной школы и обладательницы степени бакалавра в области поп-культуры.

Она помнила эпизод из своего раннего детства, когда ночью играла в песочнице. Краем глаза она заметила зеленоватое свечение отряда упырей, приближавшегося к поместью.

Она бросилась к дому и, ворвавшись в дверь, завопила:

– Бегите!

Ее тетки переглянулись. Анника казалась смущенной, и на ее ошеломляюще красивом лице хмуро сдвинулись брови.

– Эмма, милая, что ты хочешь сказать своим «бегите»? Мы ни от чего не бежим. Это от нас спасаются бегством.

Да, ее тетки никогда не отступали и не бежали – но Эмма была не такой. Она подумала, что пока не села с ним в машину, у нее еще останется шанс, чтобы…

Выйдя из лифта, Эмма увидела Лахлана сквозь стеклянные двери холла: он ждал на подъездной аллее. Он стоял рядом с черным седаном, черным… «мерседесом»? Эмма иронично выгнула бровь. Он взял в аренду автомобиль пятисотой модели. Неужели этот оборотень не мог найти что-то попроще?

Да, Лахлан был оборотнем, но, глядя на него, никто никогда не догадается, что он принадлежит к другому виду существ. Когда он небрежно прислонился к двери и скрестил руки на груди, то казался человеком – просто более высоким и сильным, и обладающим какой-то необъяснимой притягательностью.