– Ну что, повязал «Спиридона»? Никак еще и с поличняком, – подкалываю Костю. Тот тягостно вздыхает и обреченно отмахивается.

– Какой поличняк, начальник!! Колоться не буду, хоть на куски режьте!! – разрывая ворот рубашки детскими грязными ручонками, взвивается от негодования Спиридонов.

Не обращаю больше на него внимания, потому что в коридоре слышится топот и возбужденные голоса.

В дежурную часть с шумом заваливаются Воробей и Бритвин, предварительно затолкнув туда увесистым пинком под зад двух длинноволосых испуганных юношей. В руках у Воробья красная спортивная сумка, из которой он извлекает и кладет на стол дежурного авто магнитолу, коричневую кожаную куртку, солнцезащитные очки в большой модной оправе и черный блестящий «Поляроид» – заветную мечту советского фотолюбителя.

– Откуда дровишки? – пытается шутить Альберт.

– Оформишь обоих по «мелкому», – пропуская мимо ушей вопрос Полякова, говорит Воробей, – рапорта сейчас напишем. А пока пошли резервного за понятыми и заактируй изъятие.

– Этих к себе берете?

– Пока пусть здесь посидят. Подойди ко мне, – обращается Птицын к одному из парней. – Слушай сюда. Сейчас берешь лист бумаги и о-очень подробно обо всем пишешь. Если мне твое сочинение понравится, то оформлю явку с повинной. Все понял? Тебя это тоже касается, – поворачивается Воробей ко второму.

– Рассади их, Альберт, по разным камерам, и пускай извилинами шевелят.

В это время, отстранив плечом загораживающих проход Бритвина и Краснова, в дежурную часть протискивается Галевич. Окинув взглядом присутствующих, недовольно бурчит:

– Вы что здесь столпились. Заняться нечем?

Тут же замечает разложенные на столе дежурного вещи и вопрошающе поднимает глаза. Вижу, как Петя и Леха бочком пододвигаются к двери и быстро смываются, поскольку по известной причине в их планы не входит разговор на близком расстоянии с замом, распознающим специфические запахи даже издалека.

Воробей выступает вперед и с видимой неохотой докладывает.

– Да вот, хлопцев только что задержали с краденым, уже в расколе.

Галевич заметно преображается.

– Как на них вышли? По оперативным данным?

– А как же?

– Хорошо. Со следствием связывались? – В голосе Галевича начинает проявляться нетерпение.

– Какое следствие, заявителя еще нет. Не установлен он пока. – Уточняет Толя.

Азартный блеск в глазах Галевича угасает. Для порядка, чтобы ни расслаблялся, за какую – то незначительную мелочь выговаривает Альберта и уходит.

Мне в дежурке пока также делать нечего и я следую за ним на выход.

Дойдя до двери в наш отсек, оборачиваюсь и вижу, как Галевич резво ныряет к Михалычу.

– Никак уже докладывать побежал, – усмехаясь, говорит Воробей, неизвестно как вдруг очутившийся у меня за спиной.

Зайдя в кабинет, слышу хрипловатый Петрухин голос, прислушиваюсь.

– Ну, мы, как обычно, с тылу к Людмиле зашли. Все как положено, по стольнику приняли, стоим, пивом запиваем. Болтаем о всяких делах.

Уже уходить собрались, и тут Людмила говорит: – Хотите воришек нахватить? – и через окошко показывает на этих охламонов. Нас-то снаружи не видно, а они как на ладони. – Как раз перед вашим приходом вещи купить предлагали по дешевке. – «Отвели» мы их подальше от ларька, чтобы Людку ни подставлять, и задержали. Один из них, что повыше, брыкаться пытался. Пришлось в лоб заехать. – Петя переводит дух, закуривает. – Тут Воробей подъехал.

– Так они прямо в машине и «поплыли». Сегодняшней ночью пьяные из иномарки какой-то уворовали. Увидели, что на заднем сиденье сумочка лежит, по стеклу хрясь! И все в порядке. Владелец уже наверно схватился, сейчас прибежит, как миленький. А у нас все на мази. Пусть проставляется. Так, что сегодня вечером гуляем. – Торжественно заканчивает монолог Бритвин.

Я же расцениваю данную перспективу не по-Бритвински, как свершившийся факт, а как весьма туманную, поскольку только что лично наблюдал «виражи» Галевича.

– Не спеши губы-то раскатывать, Михалыч наверно уже обо всем знает, – пытаюсь остудить Петра.

– А хоть и знает, в любом случае это Воробьева земля, ему и разбираться. Альберта я уже предупредил. Как терпила заявится, сразу позовет. Он тоже с нами подписывается, какое никакое, а участие принимал. – Продолжает делить шкуру не убитого медведя Петруха.

В это время из моего кабинета раздается бьющая по нервам высокая резкая трель телефонного звонка. Наверное на выезд, успеваю подумать я, хватаю трубку и слышу голос Альберта.

– Забери у меня акт изъятия, шмотки, и быстро топай к Михалычу.

Ставлю сослуживцев в известность о полученном указании. Петин взор сразу померк.

– Начался первый акт «марлизонского» балета, – злобно шипит он, встает и, заложив руки за спину, смотрит через окно на снежную грязь.

Загрузившись в дежурке всем необходимым, появляюсь у Михалыча.

Михалыч не спеша поднимается из-за стола, открывает дверцу встроенного шкафа и помещает туда принесенную мной сумку.

– Там все соответствует акту? – Интересуется он, принимая у меня документы.

– Конечно, – отвечаю я.

Соков прочитав документы, внимательно на меня смотрит и вдруг предлагает сесть. Без привычной паузы и пространного вступления, начинает говорить.

– Суть в том, что мне из Главка п-позвонили. Напрямую обратился к ним иностранный дипломат, секретарь п-посольства что ли. Так вот, сегодня на нашей территории, ночью у него в машине разбили стекло и украли вещи. Он сюда вместе с женой в гости к теще из Москвы п-приехал. В Главке по этому поводу….

– Какому? – переспрашиваю я, изображая недоумение, – что он к теще приехал?

– Не п-придуривайся! По поводу кражи случился п-переполох. Даже из столицы звонили, интересовались. – Соков при этом понижает голос. – Приказали п-принять все меры. Его уже к нам направили.

– А вы, – он повышает голос, – на п-преступников втихаря выходите, задерживаете практически с поличным и «темните», не докладываете. Мне Галевич сообшил, что они им уже давно разрабатывались, но не было доказательств. А сегодня тепленьких взяли. Молодцы!! Орлы!!

Я чуть не падаю со стула.

Михалыч берет карандаш и делает на настольном календаре пометки.

– Скажи Птицыну чтобы быстро их опросил и п-потом весь материал ко мне. Как п-придет заявитель, пригласишь зайти в мой кабинет. Дежурный в курсе. Иди, работай.

«Это же надо. Пригласишь… Вежливо… Что еще надо этому долбаному дипломату сделать?» – мысленно завожусь я.

Передаю суть разговора Воробью. Он чертыхается и уходит в дежурку.

Минут через пятнадцать Поляков торжественным голосом сообщает мне, что заявитель прибыл. Иду по коридору навстречу высокому, худощавому мужчине лет сорока. Рядом с ним молодая миловидная женщина. Оба одеты как с картинки из каталога модной одежды. Понятно – иностранцы, чтоб им было неладно. Не могли, как люди, тихо, мирно подойти в отделение. Мы бы их спокойно встретили, отдали вещи, приняли благодарность и, пожелав всего хорошего, довольные друг другом, расстались. Воришек передали бы без лишнего шума в руки следствия и все. Так нет, нужно трезвонить на весь город, из-за какой-то ерунды выходить на самые верха, наивно надеясь получить от них мгновенную помощь. Ведь не понимают люди, что большой начальник, пообещав лично разобраться, все равно по цепочке дойдет до меня. Потому что самое главное звено в этой цепочке – я, исполнитель. Только от моего умения и расторопности зависит быть или не быть. Я не один, нас много. По отдельности и все вместе именно мы являемся тем фундаментом, на котором и возвышается огромная, громоздкая постройка из показателей, процентов и иных неосязаемых элементов. И если он вдруг временами проседает, то к чертовой матери сыплется вся конструкция.