Почему-то ее молчание еще больше разозлило его. Или может, это просто был ее страх. Проявление страха иногда даже бойцовых собак заставляет отступиться от жертвы.

Он встал; она прильнула к кухонному столу.

— Где это видано, — прогремел он. — Девочка боится своего собственного отца.

Она пыталась найти в себе хоть немного мужества, хотя бы напоказ.

— Т-ты не посмеешь тронуть меня.

— Тронуть! — сказал он, смеясь. — Ха! Послушайте ее. Вечно ты со своими возвышенными словами! Тебе нравятся возвышенные слова, не так ли, девчонка?

О боже! Она продолжала пятиться назад.

А он все приближался.

— Боже, какая же ты уродина. Посмотри на себя!

— Пожалуйста, папочка, не…

— Я тебе не папочка! Как бы я мог поступить с уродливой стервой, стоящей передо мной, типа тебя!

Он был совсем близко, потрепанный, пропахший ликером, еле держащийся на ногах.

— Какая же ты дрянь. Прямо как твоя мать. Да об нее только ноги вытирать! Ну и где же моя дорогая жена сейчас? Почему она не дома и не ждет меня, чтобы ублажить меня? Боже, вы, женщины, меня просто от вас тошнит!

Он потянулся у ней. Но в первый раз промахнулся. Она отпрыгнула назад; его пальцы коснулись ее руки. Он стоял на ногах крепче, чем она думала. Во второй раз он поймал ее, предугадал ее следующее движение и больно схватил за запястье.

— Может, ты еще скажешь какое-нибудь возвышенное слово, а? Мне что-то захотелось послушать, как ты с ними ловко управляешься. Давай же, дрянь.

— Папа! — она пыталась высвободиться. Он схватил ее за другое запястье.

Дождь бил по жестяной крыше трейлера. Казалось, выстрелило ружье или обрушились тысячи штормов. Потом грянул гром и трейлер покачнулся. Он так же покачнулся, когда Дэвид Двайер скрутил дочери руки, держа сзади нее оба запястья одной рукой, а другой занявшись ее шортами.

— Тебе нравятся возвышенные слова, стерва? Тебе нравилось выражаться ими еще до нашей свадьбы. Помнишь? Не помнишь, как ты хотела выставить меня на посмешище перед моими друзьями? Ты со своим школьным образованием!

— Нет, папочка! — кричала она.

Рейчел сопротивлялась. Но он держал ее крепко. Она почувствовала, как его сильный кулак схватил ее шорты. Он разорвал их и намотал вокруг бедер.

— Помнишь, как это было в первый раз, а? — выкрикнул он. — В ту ночь ты сказала, что у нас не может быть больше детей. Когда ты винила меня за то, что мы избавились от второго ребенка? Боже, ты стерва, мы оставили не того! Рейчел безобразный ребенок. Мы избавились не от того! Ну, если ты не хочешь больше детей, я могу позаботиться и об этом. Вот и новое словечко в твой словарь. Содом! Как тебе?

Боль.

Рейчел вскрикнула.

Дверь распахнулась, и ворвался дождь. Гром прогремел, как обычный ночной звук — что-то похожее на звук падающего на тротуар арбуза. Потом отец освободил ее запястья; он отпрянул от нее, и боль ушла из ее тела.

Инстинктивно Рейчел бросилась надевать шорты. Она попятилась, рыдая, к узкой двери спальни, думая только о той боли, которую он ей причинил, боли, которая страшнее месячных, или рождения детей, даже смерти.

Он сделал с ней это. Он сделал это с ней.

Когда к ней снова прикоснулись руки, Рейчел стала сопротивляться, как бешеная кошка. Но, услышав голос матери: «Нет, дорогая! Это я!», успокоилась.

На мгновение Рейчел оказалась в темноте, а когда открыла глаза, то поняла, что лежит на софе, мама обмывала ее. На кухне на полу лежал ее отец.

— Он мертв? — спросила Рейчел.

— Нет, дорогая. Не мертв. Я ударила его сковородкой. Но он все еще жив.

Рейчел начала плакать, тихо и горько, закрыв лицо руками.

— Зачем он это сделал, мам? Почему он это сделал со мной?

Миссис Двайер не могла сначала говорить. Она взяла полотенца и таз с водой и сказала:

— Все будет в порядке, ты оправишься. Через несколько дней это не будет тревожить тебя.

Рейчел подняла глаза, по щекам потекли слезы.

— Ты позволяешь делать с тобой то же самое! Постоянно!

— У меня нет выбора, дорогая. Мне приходится.

— А ты оправляешься?

Миссис Двайер отвернулась от раковины и посмотрела на дочь. Вдруг летающий в облаках четырнадцатилетний ребенок посмотрел на нее глазами взрослого.

— Ты не поймешь, дорогая. Есть вещи между мужем и женой, которые…

— Если бы он был моим мужем, — всхлипывала Рейчел, — я бы убила его.

— Не говори так, дорогая. Ты просто не все знаешь.

Рейчел попыталась встать, но ей стало больно.

— Почему ты осталась с ним? Он чудовище.

— Нет. По-своему он любит меня. Просто у него в душе осталась незаживающая рана. В прошлом кое-что случилось, задолго до твоего рождения…

— Он сказал, что ты отдала другого ребенка. Что он имел в виду?

Миссис Двайер побледнела.

— Боже мой, — прошептала она. — Он сказал тебе это?

— Мам, я имею право знать.

Миссис Двайер смотрела на свою дочь несколько мгновений, слушая, как падает за окном дождь надвигающейся грозы; она приняла решение и подсела к Рейчел на софу.

— Дорогая, — сказала она мягко, взяв дочь за руки. — Когда я шла в больницу рожать тебя, мы были на дне. У нас ничего не было. Страна переживала глубокую депрессию, и твой папа, ну, ты понимаешь, он был хорошим человеком… однажды. Потому, как бы там ни было, у нас родились близнецы, и не было ни цента, чтобы оплатить услуги в больнице. В больницу пришел один человек. Он сказал, что был юристом и что знает одну прекрасную пару, которая очень хочет удочерить маленькую девочку. Эта пара обещает заплатить тысячу долларов.

Рейчел уставилась на мать.

Миссис Двайер нервно поглядела на лежащего без сознания на кухонном полу мужчину и тихо продолжила:

— Я была против. Но твой отец уговорил меня, сказав, что нам нужны эти деньги и что дочь окажется в хороших руках. Если мы откажем адвокату, то останемся с двумя детьми, без денег, да и какой дом мы могли предоставить вам тогда? Он уговаривал меня, дорогая, пока я не согласилась. Я молилась Господу каждый день, чтобы мое решение было правильным. Мне нравится думать, Рейчел, что твоя сестра живет в большом, хорошем доме, ходит на разные праздники…

— Ты… ты продала мою сестру?

— Не говори так, Рейчел. Ты даже не можешь представить. И в любом случае… — она опять посмотрела на мужа. — Ты должна выбираться отсюда теперь. Ты больше не можешь здесь оставаться.

Рейчел хотела возразить, но знала, что ее мать права. Когда шок начал проходить, она принялась плакать.