с Давидом избегаем друг друга обоюдно. Его нечасто можно увидеть в этом доме. Он все время отсутствует. А если и возвращается, то ощущение что смотрит сквозь меня. Словно я стала невидимкой. Есть такой фильм, там девушка стала невидимой. Для всех абсолютно. Для родителей, друзей. Очень грустное кино. Спасение пришло только когда ее полюбил мужчина.

Романтично и пронзительно. Полюбит ли меня хоть кто-то по-настоящему? Найду ли свою судьбу?

Пока все что меня связывало с мужчинами было окрашено в грязь и черноту.

***

– Давид Андреевич просит тебя спуститься к обеду, – заглядывает ко мне Мария. Смотрит крайне недовольно. – Лилиана, пожалуйста. Давай не будем его злить. Он очень строго приказал. Настроен, так сказать, решительно. Пойдем. Я утку запекла. С апельсинами.

– Я не голодна, – вздыхаю. Ночью мне приснилась сестренка. Это было так больно, что я до сих пор в себя не могу прийти. Ужасно истосковалась. Просто умираю…

– Ты всегда не голодна. Решила так себя доконать? Смотреть больно…

Мария Павловна не сдается и продолжает ворчать, убеждать, просить… Эта женщина

способна мертвого уговорить, поэтому накинув кардиган, спускаюсь в столовую.

На сидящего за столом Ериханова, стараюсь не смотреть. Но все равно он притягивает взгляд. Сегодня он в черной футболке и черных джинсах. На плече виднеется татуировка. Не полностью, из-за рукавов футболки, только ее часть. Нечто похожее на кельтские узоры.

– С чего вдруг забота о моем желудке? – спрашиваю, усаживаясь как можно дальше от Давида. Приборы Мария Павловна положила напротив. Подтягиваю их к себе, пока женщина несет для меня тарелку.

– Надо поговорить, – отрывисто произносит Ериханов.

– Мне не интересно.

– Ты так убиваешься, потому что я тебя не трахнул? – кривит лицо Давид.

Эти слова бьют наотмашь. Я даже застываю. Боже, я думала что время отдалила ту сцену… Но нет. Она снова перед глазами, будто сейчас происходит.

С трудом сдерживаюсь, чтобы не схватить первую попавшуюся тарелку с закусками, нарушить сервировку Марии Павловны и запустить в самодовольную рожу.

Но я слишком устала чтобы предпринимать все эти движения. Пусть говорит что хочет, упражняется в остротах, унижает.

Встаю, задвигаю стул.

– Знала, что аппетита мне визит сюда не добавит, – говорю холодно.

– Отвечать на мой вопрос ты видимо не собираешься? Ясно. Сядь, Лилиана. Если не поешь, чтобы я лично в этом убедился, тебе поставят капельницу. А потом будут кормить через зонд. Паршивое дело, серьезно. Тебе не понравится.

– Так хочешь угодить сестре?

– Да. Ради ее выздоровления я на много способен. Твоя смерть ее доконает.

Мои руки дрожат. Чего я добилась своим упрямством? Лишь того что Ериханов еще раз дал понять, что я для него – лишь инструмент. Почему мне так больно от этого? Необъяснимо…

Сажусь, беру вилку в руки. Аппетита нет, мне сложно даже жевать.

Но я стараюсь.

Пространство комнаты неожиданно разряжает словно пулеметной очередью поток грязных ругательств. Давид встает так резко, что падает стул, затем со стола слетает фарфоровая тарелка с жалобным звоном.

Сжимаюсь внутренне, мне становится страшно от этой неприкрытой агрессии. Мои глаза зажмурены. Я жду удара. Наверное, и правда достала его.

А потом понимаю, что я уже одна в столовой.

**

– Хозяин уехал, жутко злой. Опять ты его рассердила, – Мария Павловна собирает осколки.

– Прости. Я не знала, что он любитель бить посуду.

– Ох, не пойму, чего поделить не можете. Оба красивые. Он тебе ведь нравится? Как мужчина?

– С чего ты взяла? Вот уж глупости, – отворачиваюсь, не знаю куда себя деть.

– Да ладно, – не сдается Мария Павловна. – Думаешь не замечаю, как смотришь на него украдкой? Дышать перестаешь. Меня не обманешь. Просто ты юна еще слишком, не понимаешь, что мужику не строптивость твоя нужна, а забота, поклонение. Да, это банально. Но они ценят только это, девочка. Будь мягче, покладистее, и скоро с руки начнет у тебя есть.

Меньше в его я ожидала получить ликбез по соблазнению от прислуги Ериханова. На пару секунд даже дара речи лишаюсь, выслушиваю все это молча. Потом собираюсь с духом.

– И все же, ты ошибаешься. Попала пальцем в небо. Я его ненавижу. Хочу убраться отсюда, а он не отпускает. Ничего больше нет между нами…

*************

Ериханов пропадает на несколько дней, вообще не появляется в доме. Понятно, что я его достала своим кислым видом. Но чего он хотел? Как я могу вести себя иначе в сложившейся ситуации? Все что могла перепробовала. Не достучаться.

Я обдумываю план побега. Ворота тут по всему периметру под три метра, на выезде – охрана. Пытаюсь заговорить с ними, но явно не по душе им это. Не полюбезничаешь.

Ломаю голову что еще предпринять.

Утром спускаюсь вниз чтобы как обычно помочь по дому Марии. Меня это отвлекает, она перестала отнекиваться и дает мне небольшие поручения. Замираю на лестнице – в доме Инга.

– Как это его нет? В такую рань и уже уехал? – допрашивает Марию Павловну.

– Я же вам говорю русским языком, нет хозяина, – отвечает женщина раздраженно.

– О, а ты еще здесь? – замечает меня Инга. – Ладно, сделай мне кофе. Я подожду Давида.

– Ему это не понравится…

– Я спрашивала твое мнение? – прерывает Инга грубо. Я морщусь. Уже собираюсь вмешаться, как дверь распахивается.

На пороге мужчина. Высокий, в кожаной куртке. Вздрагиваю, внутри вспыхивает тревога. Первая мысль – бандиты. Добрались и сюда. До меня. Только бы никто не пострадал. Хватит уже… Но может только так я увижу своих родных? Сбегаю с лестницы, тогда как Инга испуганно вскрикивает – мужчина направляется к ней.

– Чего орешь? – спрашивает грубо. – Мне нужна Лилиана. Это ты?

– Нет, это она, – Инга поспешно показывается на меня пальцем.

– Это я! – говорю громко. – Ты за мной пришел? Я готова.

– Готова? – хмурится, оглядывая меня с ног до головы. – Возьми самое необходимое, у тебя пять минут чтобы собрать сумку.

Я не расспрашиваю, бегу вверх по лестнице.

Спускаюсь вниз через четыре минуты. Сумка у меня собрана. Я ее наготове держу, ведь постоянно думаю о побеге, жду шанса. Я лишь добавила немного вещей, раз уж мне даже любезно это предложили…

К моему удивлению, мужчина находится на кухне. Мария Павловна еще и бутерброды ему делает. Инга сидит рядом, разглядывает