А Ленка — то, давай нас приглашать в гости. Приходите, подруженьки дорогие, стол накрою, чем боженька послал, да посидим, погутарим. На Юрасика посмотрите. Он и не изменился совсем, такой же, как на свадьбе был, молодой да красивый, таким и остался.

Рассказала нам Ленка, что ночью, как обычно, пошла по дороге и не заметила, как в акурат до кладбища дошла. А пока шла, по дороге, все Юрочку звала, а тут вдруг ветер такой сильный поднялся, пылищу мутить да кружлять стал. Ну, она домой и повернулась. Только, говорит, дверь закрыла, а тут стук. Она спрашивает «Кто в час то такой поздний?», а ей и отвечают, «Муж твой. Открывай Елена»! Та, не веря счастью своему, открыла дверь. На пороге Юрий стоял. Смотрит он на нее, а та и не знает что делать. «Впусти меня, Елена», попросил, та, конечно же, впустила. А как мужа то не впустить?

Стала на стол собирать, чего было, а он отказываться от еды стал, говорил, что не за этим пришел, а соскучился по тебе Елена.

— А дальше, такое творили, ой бабоньки, вам и не рассказать! — Хихикнула Ленка и покраснела.

Бабы стали вопрошать, мол, а где ж сам Юрий — то? Призналась Ленка, что поутру его не обнаружила, да только чувствует и знает, что он вернулся. Подумала она, что может в сельсовет поехал, документы востановить с утра пораньше и будить не захотел.

Мы покивали, что возможно и вправду в сельсовет, ибо не годиться живому, в покойниках числится. Тоже верно.

Пообещались мы, вечерком, прийти на посиделки, как и призначила Ленка. Вот только, Матрена Горбатая, самая старшая из нас, когда Ленка ушла, покосилась ей вслед да перекрестилась. Мы только плечами пожали, сказали ей, что злая она. Не умеет за подругу порадоваться. Ее — то муж и сын с фронта не вернулись, числились без вести пропавшими, а это в то время могло означать всякое, что предателями стали, а может, в штрафбат определены были, а там, на передовую своими же застрелены, вот от зависти ее и крючит. Эх, знали бы мы тогда.»

Баба Агрипина остановила свой рассказ и крепко, двумя пальцами сдавила переносицу.

— Ай, давление, поди. — Посетовала она и достала из кармана блестящую конвалютку «Адельфана». Отломила пол таблеточки и под язык сунула.

«Приходим мы вечером. Каждый с подарком, снедью. Тащили, что у кого было. Еще бы, радость-то, какая. Юрка живой вернулся. Мужики шутили, что в рубашке родился, долго жить будет. Вон оно как, все его похоронили уже в мыслях, а он живой, красава.

Петька, гармонист, частушки напевает, все пританцовуют.

В хату заходим, стол накрыт, а за ним сидит наша Ленка одна одинешенька. Мы пытаем, где ж Юрка-то? Не приехал еще, поздже будет, наверное.

Всех за стол, как и полагается хозяйке, рассадила, уважила каждого вниманием. Выпили и закусили, разговоры поговорили, а Юрки все нет. Час, другой, третий прошел, а он так не объявился.

Ленка решила, что видимо там с ночевкой муж остался, что-то с документами не порешали, скорее всего. Дело то непростое. Завтра прийдет, наверное. Так она оправдывала Юрия.

Нам, как то неудобно было засиживаться, начали по домам расходиться. Ленке тоже неудобно было, что так получилось. Стала она на следующий день всех приглашать, на это же время. Мужики же решили, что пусть Юра сам всех завтра и созовет, так правильно будет. На том и порешили. Разошлись. Но осадок на душе, какойто, не приятный остался, да и Матрена, опять креститься стала, тьфу.

А на следующий день, снова на работу Ленка является счастливая вся, да какая-то заспаная. Оказалось, что Юрасик таки пришел, да поздно очень, в акурат в начале второго. Особо не поговорили, опять любовь любовная. Только одно твердил, что соскучился Елена, соскучился. А поутру, видимо снова в сельсовет поехал. Недорешали с документами там, наверное.

Мы плечами пожали. Ленка снова звать нас стала, а мы на своем, как вчера решили, что пусть Юрий сам всех и пригласит. А что? Правильно все!

Юрий так и не пригласил никого в тот день. Да вот ночью, услыхали мужики, как гармонь играет да песни поют. Веселье, стало быть, гдето? Да у кого ж, в столь поздний час? Решили проверить сельчани. А тут еще, как назло, Матрена Горбатая, примазалась, пойду, говорит с вами и все тут, мол, без нее мы совсем дураки и ничего не понимаем. И поковыляла с нами, позади всех.

Идем по селу, прислушиваемся, откуда веселье, а то из Ленкиной Кирпы хаты. Мы туда, всей гурьбой, радостные за подругу. И чем ближе, тем громче оттуда частушки несуться да меха гармони разрываются.

Дверь открыли, музыка и пропала, а посреди хаты, Ленка одна танцует, улыбается, подпевает. Мы так и оторопели. Смотрим на нее, а она нас и не замечает вовсе. Зовем ее, а она и не отзывается. На стол перевели взгляд, а там еда, со вчерашних наших поседелок, недоедки гнилые, по тарелкам черви ползают, мухи да прочая насекомая нечесть роиться, вонь от стола того, невыносимая.

Тут и Матрена подоспела. Расступились люди, ее пропустили. Она посмотрела на все это и говорит.

— Так тут покойнички гуляют. Вон и сынок мой и муж. А там, на баяне играет, Люська, брат твой.

Люська в обморок, брат то ее тоже с фронта не явился. А на всю округу слыл лучшим баянистом.

— И Любаня тут с Марьяной, за столом сидят. — Продолжала Матрена.

Любаня и Марьяна, сестры близнецы, на фронте медсестричками были. Тоже погибли.

— Игнат, Михаил, Василий, Николай. — Перечисляла по именам Матрена всех присутствующих «гостей с того света».

— И Ибрагим тоже тут. Слышишь Фатима? Ибрагим твой, говорю, тоже тут!

Фатима только руками лицо закрыла да давай молиться Аллаху не по-нашему.

Стали сельчане назад пятиться.

— Вот Юрка Кирпа, всех привел, Я смотрю. — Хихикнула не к месту Матрена.

Только вот сельчане то, ничего этого не видели, одна только Матрена все разглядеть и могла, да нам рассказать.

— Так чтож делать — то? — Спросил кто-то из мужиков у нее.

— Тихо. Стойте, где стоите. Сама думаю, что делать. Скоро скажут, покажут, что делать. — Сурово сказала Матрена.

— Ленка! — Вдруг кто-то из баб не выдержал и окрикнул танцующую женщину. Та остановилась, огляделась вокруг. В лице поменялась, как будто поняла, что происходит. Видимо увидела, что и кто ее окружает и что в ее доме твориться, вскрикнула,