Дверь в спальню с грохотом растворилась. В комнату ворвалась шумная толпа. Фиби с ужасом смотрела на лоснящиеся, разгоряченные лица, ей казалось, она сидит перед ними совершенно обнаженная. Даже не сидит, а стоит, привязанная к позорному столбу!

Где Кейто? Как он мог!

Уже через мгновение она увидела: раскинув руки, он вытеснил людей из комнаты, захлопнул дверь, задвинул засов. Еще некоторое время в коридоре слышались возбужденные голоса, потом все стихло.

Повернувшись к Фиби, Кейто сказал: — Почему-то свадебные торжества часто превращают людей в животных.

В голосе его слышалось не столько осуждение, сколько удивление.

Он приблизился к постели и внимательно посмотрел на свою новую жену.

Если она так и не расслабится и не перестанет его бояться, ночь не сулит им обоим ничего хорошего.

Кейто молча застыл у изножья кровати. В памяти всплыли картины свадебных ночей с предыдущими тремя женами.

Его первая жена, мать Брайана Морса, была вдовой, и причиной неудачи брачной ночи оказалась его собственная неопытность. К своим семнадцати годам он был еще робок и неумел, не знал, как доставить женщине удовольствие, и сам испытывал его далеко не полностью.

Мать Оливии, Нэн, а затем и Диана были в отличие от первой жены девственницами. Но и с ними первая ночь не принесла радости. Он тщетно пытался доставить им удовлетворение. Нэн преданно любила его, у них было полное взаимопонимание, но выполнение супружеских обязанностей оставалось для нее только долгом. Ей не нравились, ее утомляли любовные ласки, хотя она пыталась изменить себя. Очень пыталась. А вот Диана вовсе не делала никаких попыток, демонстративно исполняя свой долг.

Неужели все женщины благородного происхождения не созданы для любовных утех? — думал иногда Кейто. Так или иначе, но он вынужден был искать и находить удовлетворение своей страсти среди женщин простых, для которых любовные ласки — и профессия, и удовольствие.

Маркиз отошел от постели и с помощью специальной подставки стал снимать сапоги.

И в этот миг Фиби ощутила разочарование. Он ничего не сказал ей, даже не посмотрел! А если и посмотрел, то чужим, оценивающим взглядом. И сразу же отвернулся.

Она исподтишка, но с любопытством наблюдала за тем, как он снял свой камзол и небрежно бросил на спинку стула. Шпаги у него не было, только небольшой кинжал на поясе; и пояс, и кинжал он кинул туда же. Длинные, широкие штаны из того же материала и того же цвета, что и камзол, были завязаны под коленями широкой черной лентой. Кейто наклонился, развязал ленты, затем, сняв штаны, легко переступил через них. Все это Фиби видела впервые в жизни.

Она затаила дыхание. Теперь он остался в одном нижнем белье — в белых штанах до колен, коротких чулках, в шелковой рубашке с широкими рукавами. Фиби обратила внимание на его широкую грудь, на сильную шею, где едва заметно билась жилка. Потом глаза ее скользнули ниже, к чреслам. Заметное вздутие у него между ногами заставило ее отвести глаза и закусить губу.

Кейто быстро шагнул к подсвечнику, задул свечи, задернул полог над кроватью, и комната погрузилась в темноту, освещаемую лишь пламенем камина. Обостренным слухом Фиби различила, как он сбросил остатки одежды. Его тело оставалось невидимым, когда он приблизился к постели, а ей так хотелось, чтобы горел свет! Хотелось видеть его нагим! Однако то, что произойдет сейчас, судя по всему, должно происходить в темноте. Так полагается.

Кровать заскрипела под его тяжестью. В полной темноте и полном молчании она ощутила его тело над собой и вдруг вся запылала. Стоя на коленях, он наклонился над ней. Инстинктивно она протянула руку, коснулась его груди. Предостережение… ласка… что было в этом жесте?

Кейто не обратил на него внимания.

— Все скоро кончится, — пробормотал он, словно лекарь, утешающий больного. — Я не хочу причинять тебе боль, но в первый раз непременно будет больно. Лежи спокойно и постарайся расслабиться.

Он не желал ее прикосновений. И сам не хотел дотрагиваться до нее, не считая того места, где это необходимо. Но разве так должно быть? Конечно, нет! Волна негодования и протеста всколыхнулась в душе Фиби, хотя, подчиняясь его руке, она безропотно раздвинула ноги.

Внезапная острая боль заставила ее громко вскрикнуть. А он уже что-то шептал ей на ухо, успокаивая, уверяя, что еще минута, и все пройдет. Еще только минута… Вот что-то шевельнулось у нее внутри, затем он отпрянул со вздохом облегчения, повернулся на спину и затих.

Значит, вот оно как бывает! Фиби была потрясена и возмущена до глубины души. Все, о чем она мечтала, думала, слышала… Только туда, обратно — и все?! Нет, быть такого не может! Всеми фибрами души она чувствует, что так быть не должно. Наверно, это потому, что она ему так неприятна, даже противна — после Дианы, после всех тех женщин, которых он знал. Оттого и не мог, не захотел провести с ней больше минуты… больше нескольких секунд. А когда она забеременеет, он и вообще не приблизится к ней…

Фиби лежала, крепко зажмурив глаза, ощущая, что все ее надежды, даже самые робкие, рухнули. Конечно, она не Диана, но у нее есть свои достоинства, она способна дать мужу то, чего ее сестра не хотела да и не умела дать никому! А Кейто… он просто слепец, если не видит этого, не в состоянии проникнуть в душу человека!

Кейто неподвижно лежал рядом, чувствуя себя негодяем. Грубым животным. В ее молчании он различил обиду и уязвленное самолюбие. Половой акт, видимо, ошеломил ее, нанес оскорбление. Неужели никто и ничего не объяснил ей? Хороши же эти женщины! Его не покидало ощущение, что он совершил насилие, надругался над своей женой.

Он упрямо сжал рот. И тем не менее начало положено. И даст Бог, союз, малоприятный для них обоих, принесет ему долгожданного сына… А когда это случится, он оставит жену в покое. Да, так он и сделает.

«Кажется, она уснула», — подумал он. Прошло уже два года с той поры, как он делил постель с Дианой. Последние несколько месяцев перед смертью она болела, теряла силы, и никто из врачей не мог уверенно определить характер и причины болезни. И сейчас ему было приятно ощутить рядом с собой теплое женское тело.

Он повернулся на бок, чтобы поскорее уснуть: снизу все еще доносились звуки веселого застолья.

Когда Фиби проснулась, было раннее утро. Она лежала одна в огромной постели. Не увидела она Кейто, и спустившись вниз. В притихшем доме ничто не говорило о том, что вчера она вышла замуж, стала женой, женщиной.

Ее отец уехал, даже не попрощавшись с ней. Уехал на свою войну, не вспомнив о дочери, навеки отданной другому человеку, с приятной для него мыслью о том, что теперь все расходы по ее содержанию лягут на этого другого.

— Вот! Уже последний, бабушка!

Фиби кинула еще один кочан капусты с грядки в корзину и выпрямила натруженную спину. Опершись на лопату, она откинула волосы с лица. День выдался солнечным, но холодным, однако Фиби вся вспотела, выкапывая для бабушки Спруил зимнюю капусту с засыпанных соломой грядок.