Некр схватил витую рукоять, поданную ему мальчишкой, на пробу взмахнул, проверяя, как лежит в руке. Кожаная кисточка сверкнула искусно вплетенными в нее стальными нитями и издала звук, которого до смерти боялись кони и некоторые люди. Рыцаря он тоже не собирался задевать, потому не закончил движение, но тот все равно шарахнулся в сторону, оберегая лицо: шрамы от бича болезненны и заживают небыстро даже у них.

— Что ж, любезностями обменялись, пора и начинать.

Первым делом рыцарь пустил бич по земле, намереваясь спутать ему ноги, Некр подпрыгнул, крутнулся в воздухе, раскручивая свое оружие. Узкое, подвижное, опасное, оно обмоталось вокруг запястья — не скинешь. Впрочем, рыцарь и не собирался, перехватил удобнее, намотал на руку, рванул на себя явно уступающего в весе противника, занес руку для замаха, однако Некру только того и требовалось. Может, он и уступал рыцарю в физической силе, зато в скорости и ловкости мог заткнуть за пояс многих.

Воспользовавшись приданным ему ускорением, он подскочил к рыцарю, увернулся от хлыста и врезал подкованным каблуком прямо в солнечное сплетение, вышибая воздух, не давая вдохнуть. Тотчас чуть не пропустил сокрушительный удар по лицу, который наверняка вышиб бы из него сознание на несколько критически мгновений, однако тело не подвело. Костяшки прошлись по скуле, рассадив кожу тяжелым перстнем.

Некр зашипел от боли и ярости, дернул головой, избавляясь от надоедливого звона в ушах и неожиданно вспыхнувшего чувства голода — магический резерв нужно пополнять и лучше всего естественным образом. Кожаное щупальце бича обвилось вокруг бычьей шеи рыцаря, Некр дернул его на себя, разрезая кожу стальными нитями, чуть не перерезая живительные жилы, мог бы и обезглавить, если бы задался такой целью, но убивать быстро не входило в его планы. Кровь брызнула фонтаном, ударила в ноздри умопомрачительно желанным соленым ароматом. Некр тряхнул головой, убирая со лба прилипшие к нему черные волосы и не удержался: слизнул упавшие на губы алые капли.

Вкусно, побери его Госпожа! Однако лишь сейчас, когда потусторонняя часть души требует свое. Но на то и разум, чтобы не поддаваться.

Некр чуть отстранился, позволяя рыцарю опуститься на колени, навис сверху и вкрадчиво, нарочито медленно и звучно, а еще занудно и снисходительно принялся объяснять. Не одному лишь будущему трупу, а всем окружающим — на всякий случай, чтобы никогда не повторяли подобных фатальных ошибок.

— А теперь я расскажу, почему решил тебя уничтожить, Ал…йэкс…ией Аурнамохиоэт. Не знаю, почему ты слушал своего мастера второй головой. Здесь ты сам себе враг и рано или поздно сломал бы позвоночник, но ты посмел пропустить самое важное: касающееся учеников, все еще являющихся людьми.

— Как ты смеешь судить? — прохрипел рыцарь, и Некр стиснул рукоять так, что побелели костяшки пальцев.

— Наши ученики — наивысшая ценность, к какому бы клану ни принадлежали, — проронил он нарочито ровным тоном, усмиряя бурю в душе. — Они — лучшие из людей. Их рождается невыносимо мало. Своего ты сломал, тварь безмозглая! — выкрикнул он. Захотелось прямо сейчас рвануть бич, отделяя голову от тела, кинуть в песок и расколоть, наступив на височную кость. Поединок свят, никто не посмел бы вмешаться и остановить, а претензии Ордена и косые взгляды Некр как-нибудь пережил бы. Но сдержался. Некроманты вообще сильны выдержкой, иногда она, правда, оборачивается им же во вред.

— Чушь! Ты ошибаешься! Невозможно вырастить… — рыцарь захрипел, но нашел в себе силы договорить, — достойного война, если оберегать.

— Однако это не повод калечить! — выкрикнул Некр. — Брось котенка в водопад, выплывет — станет лучшим крысоловом в округе? — спросил он и, криво усмехнувшись и не слушая ответа, произнес: — Вот потому ты и умрешь. Моя Госпожа терпеть не может глупцов, но что уж делать? Некоторых неразумных, обретших бессмертие, ничему не учит жизнь.

Аурнамохиоэта было немного жаль — истинного правителя, достойного прозвания полубогом; искусно повелевающего силами природы мага и рыцаря, у которого в голове было немного больше нежели у остальных. Какого ему было бы узнать, какую подлость совершил его единственный оруженосец? Пусть фараон и ушел в Орден молодым, но на землях величественной реки оплакивали его до сих пор. Существуй Аурнамохиоэт поныне, Некру грозил бы еще один поединок, из которого он уж точно не вышел бы победителем. Впрочем, своему бывшему оруженосцу он вправил бы мозги и без посторонней помощи.

Последнее Некр тоже озвучил и с удовлетворением ощутил дрожь, пробежавшую по телу рыцаря. Или это предсмертные судороги? Да без разницы уже…

— Какое тебе дело до моего оруженосца? — все же просипело это северное отродье.

— В отношении учеников не бывает посторонних, отрыжка ты шакала и выкидыш трусливой суки! — все-таки Некр вышел из себя, а перед глазами у него встало лицо собственного потерянного ученика. Видят вышние силы, погиб тот не по его вине и точно не потому, что Некр чего-то не объяснил или не рассказал. Невозвращение из-за Грани вообще не может считаться гибелью и точно никто в том не виноват: потустороннее само избирает стражей, возвращает миру переродившимися или отправляет на новый виток рождений. Но все равно кажется будто чего-то не предвидел, не дал, упустил или невольно сокрыл, не воспитал качества, которые пришлись бы ко двору хозяевам мира, лежащего по ту сторону Рубежа… И как теперь жить со всем этим абсолютно неизвестно, ведь не один десяток лет миновал, а легче не становится. — И да возродишься ты мудрее, чем есть!

— Остановись!!!

Одному Мраку известно, отчего он не завершил уже начатого движения, а поднял взгляд на человеческого мальчишку: загубленного, искалеченного, убитого, хотя о том пока не догадывающегося. Просто не сумел не прислушаться к нотам, звучащим в голосе, лишь недавно выковавшимся из детского писка. А еще он имел право решать судьбу провинившегося мастера, ведь мнение жертвы всяко выше законов всех существующих миров.

— Стою. Внимаю. Никуда не тороплюсь, — слова могли бы прозвучать издевкой, но Некр на самом деле произнес формулу покорности, известную в его народе: том, который он покинул очень давно.

— Не убивай!

И пальцы, стиснувшие рукоять бича, разжались, а плечи опустились. Право победителя — ничто, если просит тот, ради кого поединок и затевался. Впрочем, юноша о том не догадывался, он ведь не принадлежал тому же племени, что и Некр. И потому он не придумал ничего лучше, чем опуститься на колени, вымаливая, а не требуя никчемную